Знала ли мама, хотя бы приблизительно, где он? Знал ли он, где они? Знал ли, что уже дед? Делал ли попытки взглянуть на сына издали или вблизи, оставаясь неузнанным? Думал ли о нем, вспоминал ли хоть изредка? Жив ли, а если нет, то где могила его?
Раньше Заблоцкий питал надежду, что отец таится потому, что чувствует свою вину перед ним, но стоит попасть в трудное положение, как его добрая мужественная рука протянется к сыну, чтобы оказать помощь, поддержку, ободрить и утешить. Он виделся Алексею таинственным и могучим покровителем, этаким современным графом Монте-Кристо, разлученным с единственным сыном трагическими обстоятельствами, любое маломальское везение склонен был отнести за счет его незримого заступничества… С годами это прошло. И вот вопрос, который Заблоцкий часто задавал себе: «Может быть, мой, как все уверяют, дурной характер не от отца, а скорее от его отсутствия? Так сказать, комплекс безотцовщины?»
Отца ему всегда не хватало, и чем старше он становился, тем осмысленнее это чувствовал. Иногда он представлял, как бы они с отцом перезванивались по телефону, справлялись бы о делах друг друга, он спрашивал бы Алексея о внуке, Алексей его – о здоровье, а встречаясь, выпивали бы рюмочку-другую и, может быть, говорили бы о сокровенном, и Алексею очень пригодились бы его советы и по работе и с Мариной – советы старшего мужчины.
Мама хранила и, наверное, сейчас еще хранит святую и в чем-то, может быть, наивную уверенность, что, если бы жив был Ленин, не было бы войны. Скорее всего, она была права, судить определенно Заблоцкий не решался, слишком крупные категории. Но у него тоже была своя тайная уверенность: с отцом все у него было бы в порядке – и в филиале, и дома.
Неизвестно, как там сложится дальше, думал Заблоцкий, но Витька всегда будет знать, что отец у него есть и помнит о нем. Не уверен только, нужно ли это ему будет. Акселерация все возрастает, еще немного времени, и может оказаться так, что нам самим станут необходимы наставления наших детей-вундеркиндов; мы вынуждены будем признать их полное интеллектуальное превосходство, подчиниться ему, стать для наших суперрациональных отпрысков кем-то вроде прислуги. Мир охвачен всеобщей коммуникабельностью, страны, континенты – как сообщающиеся сосуды, и остается только надеяться, что пагубные веянья века нанесут нашим ребятишкам не такой уж непоправимый моральный ущерб – не зря, в конце концов, с пеленок учим их любить добро, творить добро…
Да, Витька сейчас – точка роста, вершинный побег нашего генеалогического древа, думал далее Заблоцкий. В нем сошлись все наши качества, все достоинства и недостатки, он продолжатель рода и пока единственный его наследник. Неплохо было бы, чтобы он взял от Марины ее усидчивость, аккуратность… Что там в ней еще хорошего? Ну, умение одеваться, держаться в обществе – это все результат воспитания, дело наживное. От меня ему не помешала бы способность к наукам, память. Интеллект – тоже дело наживное, как и хорошие манеры. А характером пусть пошел бы в бабушку по отцу, в мою маму. Но ведь он, чертенок, характером пойдет в нас, это уже сейчас заметно, а способностями (по закону подлости) в мамочку, а мамочка в строительный институт поступала по протекции и закончила его только благодаря незаурядной своей усидчивости… От нее он унаследует строптивость, от меня – заносчивость, от нее – нелогичность, от меня – вспыльчивость, от нее – самомнение, от меня – стремление к самокопанию. И когда этот букетик в нем наберет цвет, он с полным основанием сможет сказать, что с родителями ему не повезло.
Кончался декабрь. Скоро солнце должно было повернуть на лето, а зима – на мороз, однако зимой и не пахло. По утрам дикторы местного радио, передавая прогноз погоды, неизменно, обещали туман, гололед, гололедицу. Два последних слова всегда почему-то употреблялись в паре, хотя означали абсолютно одно и то же явление природы, и горожане, напуганные этим гололедом в квадрате, передвигались по улицам с удвоенной осторожностью, жались к стенам домов, где на них сверху, с крыш и балконов, нацеливались увесистые сталактиты сосулек.
В аптеках, а затем и в продовольственных магазинах лица провизоров и продавцов укрыли марлевые повязки, газеты дали материалы под рубрикой «Грипп и его профилактика». И все же ни дурная погода, ни надвигающаяся эпидемия не могли омрачить приближение новогоднего праздника.
На городской площади установили и теперь убирали разноцветными шарами и гирляндами елку, собранную из нескольких елей. Хозяйки с неиссякаемой энергией рыскали по магазинам в поисках чего-нибудь этакого, что украсило бы праздничный стол. В промтоварных магазинах и универмагах не протолкнуться – конец месяца, а с ним – квартала и года, и торги, выполняя план, подбрасывают дефицитные товары. Надоело горожанам до чертиков стояние в очередях, и все ж без этой всеобщей праздничной сутолоки, без охоты за дефицитами жизнь сделалась бы скучней.