Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

Переходя к вопросу о том, являются ли небеса текучими или твердыми, автор De Mundo ссылается на Тихо Браге, считавшего небеса текучими, но в то же время признает, что Аристотель постулировал твердость небес. «Более удовлетворительным» в трактате объявляется промежуточное решение, когда тверди и эмпиреям приписывается твердый характер, а сфере планет – текучий. Таким образом, в тех местах, где Священное Писание говорит о твердых небесах, речь идет об эмпиреях либо о тверди, а не о нижних (планетных) сферах. Отстаивая такой вывод как «наиболее вероятный», автор ссылается в том числе на суждения Риччиоли и Шейнера617. Подобный вывод объясняет также движение Марса, равно как и появление и исчезновение комет – разумеется, если признавать кометы за небесные явления618. Интересно, что автор далее утверждает, будто Аристотель ошибался в своих рассуждениях о твердом характере небес. Он отмечает, что, по мнению Аристотеля, планетные сферы являются твердыми, поскольку их приводят в движение интеллигенции (intelligentiae)619. Однако наблюдения в телескоп (которого, как подчеркивает автор, у Аристотеля не имелось) доказывают, что планеты вращаются вокруг своей оси. В то же время автор также указывает, что не следует торопиться и осуждать Аристотеля за ошибки, сделанные им из‐за того, что он был лишен соответствующих наблюдательных инструментов620. Более вероятно все же, что источником движения небесных сфер служат интеллигенции, а не форма, присущая небесным сферам от природы, поскольку подобное предположение поддерживают и Аристотель, и Фома Аквинский, и Псевдо-Дионисий, и оно не противоречит физическим принципам621. Что касается формы и числа небес, автор De Mundo утверждает, что они сферичны, и в соответствии со Священным Писанием признает существование трех небесных сфер: сфера планет, твердь и эмпиреи. Когда Аристотель говорит о восьми небесах, он наделяет собственной сферой каждую из семи планет622.

В отличие от автора De Mundo, Курсулас тратит гораздо больше времени на обоснование мнения о том, что небеса – простое и однородное (несмешанное) тело, хотя, как и автор латинского трактата, указывает, что небо своей материей и формой отличается от подлунных тел. Однако он добавляет, что в смысле материи небеса более совершенны, чем человек. С другой стороны, в смысле сущности более совершенен человек, поскольку он наделен душой и жизнью623. Снова вторя латинскому трактату и Аристотелю, Курсулас постулирует существование семи небес (по одному на каждую планету), восьмого – сферы неподвижных звезд (тверди) и, наконец, сферы эмпиреев. Впрочем, он отмечает, что некоторые астрономы заявляют о существовании еще одной неподвижной сферы между твердью и эмпиреями. Несмотря на то что слова этих астрономов о дополнительной сфере звучат «несколько нелогично» (alogos pos), автор признает ее как сферу Полярной звезды. Для Курсуласа такая модель является философски приемлемой, но интересно, что он предлагает альтернативный вариант для тех читателей, «которые склонны придерживаться недавних теологических умозаключений, сделанных в соответствии со Священным Писанием». Такие читатели имеют право полагать, что существуют три небесные сферы: текучая планетная, в которой «планеты плавают подобно рыбе в море», твердь с неподвижными звездами и, наконец, эмпиреи, где обитают ангелы и где находится небесный рай, как провозгласил апостол Павел624. Очевидно, что две эти альтернативные модели не являются взаимоисключающими, и Курсулас в своей готовности поддержать взгляды Аристотеля допускает, что обе точки зрения имеют право на существование625. Что касается движения небесных сфер, здесь автор несколько расходится с De Mundo и объявляет причиной этого движения отдельную субстанцию, но ни в коем случае не присущую небесам форму626.