Несколько лет назад М. Окенфусс проанализировал иезуитские корни петровского образования. Рассматривая школы, созданные в России после 1700 года (включая и Московскую академию после 1701 года), он справедливо возводит их корни к иезуитским образцам. Одновременно Окенфусс указывает, что, несмотря на вторжение украинского гуманизма во второй половине XVII века, прежнее отношение к детству и практика начального образования на церковнославянском сохранились и в Петровскую эпоху, определяя облик начального образования, дававшегося даже в школах, основанных при Петре. Тем не менее Окенфусс делает вывод, что свойственное Петровской эпохе сочетание старомосковского (как он выражается, «домостроевского») метода воспитания детей и технического образования все же сформировало людей, отличавшихся новым, иным отношением к детству и к жизни768
. Однако, разбирая лихудовский период работы академии, Окенфусс приписывает ей «греческий» характер, несмотря на четкое осознание им того факта, что в ней также преподавались схоластическая философия и латынь769. В настоящей же книге, напротив, утверждается, что «греческая сущность» академии, даже применительно к лихудовскому периоду, нуждается в пересмотре, идет ли речь о ее формальных рамках (последовательность классов, педагогические методы и так далее) или о ее учебной программе. С самого начала русское институционализированное образование зарождалось из иезуитской модели, и в этом смысле реорганизация Славяно-греко-латинской академии под руководством украинских и белорусских монахов из Киево-Могилянской академии в реальности могла означать скорее дальнейшее следование лихудовскому учебному плану, нежели разрыв с гипотетическим «греческим» периодом ее деятельности. С. К. Смирнов справедливо выделяет в истории московской школы «латинский» период, но ошибочно относит его начало к 1701 году. С точки зрения реального образования, предлагаемого учащимся, академия была «латинской» с момента ее основания.Иоанникий и Софроний Лихуды к моменту своей смерти успели внести разносторонний вклад в интеллектуальную и культурную жизнь России. Тем не менее в ретроспективе представляется, что самым важным наследием, оставленным ими своей новой родине, была школа, основанная ими в 1685 году в Москве. Именно посредством этой школы Лихуды заложили основы последующего развития среднего и высшего образования в России. Академия наделила многих сыновей наследственной знати, незнатных дворян и служилого чиновничества знаниями западного типа, облегчив им участие в вестернизации, курс на которую избрал царь Петр.
Основание Славяно-греко-латинской академии стало итогом полувекового внимания со стороны российской элиты к благам образования. Повышение международного статуса России после приблизительно 1650 года и церковный раскол породили новые вызовы для российской светской и церковной элиты. После того как в конце 1670‐х и в 1680‐х годах начались более активные дискуссии об основании учебного заведения среднего и высшего уровня, царь и патриарх пришли к согласию в отношении целей этого учебного заведения и его программы. Церковь и государство явно осознавали потребность в опытных служащих, которые были бы готовы занять ответственные руководящие должности в административном аппарате. Предполагаемая академия должна была превращать молодых людей в верных подданных царя, способных и знающих администраторов, ученых церковных иерархов и лояльных приверженцев Русской православной церкви. Достижение подобных целей требовало не раздоров, а сотрудничества: царский двор и патриархат четко осознавали это и вели себя соответственно. Князь Василий Васильевич Голицын и патриарх Иоаким поддерживали планы по созданию академии и, по всей видимости, принимали меры к тому, чтобы привлечь к обучению в ней представителей боярской, бюрократической и церковной элиты. Разнородный корпус студентов академии состоял из отпрысков бояр и незнатных дворян, занимавших различные должности при дворах царей Ивана и Петра, тех, кто уже служил или собирался служить чиновниками в царской и патриаршей администрации, а также выходцев из низших социальных слоев (о которых почти ничего не известно). Учащиеся академии в нескольких случаях демонстрировали полученные ими ораторские навыки на царском дворе или перед патриархом. Несмотря на существовавшие на протяжении всех 1680‐х годов трения между патриархом Иоакимом и правительством царевны Софьи по вопросам внутренней и внешней политики, эти проблемы никак не сказались на работе академии. Для отношений между церковью и государством в сфере образования в большей мере было характерно не противостояние, а сотрудничество.