Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

Именно в лихудовской академии (по крайней мере отчасти) Постников получил первоначальную подготовку, которая дала ему и лингвистические инструменты, и теоретическую основу для дальнейшего обучения и последующей государственной службы. Это было немалое достижение в стране, где институционализированное образование делало лишь первые шаги755. Показательно в этом смысле письмо Постникова, отправленное им в 1703 году своему московскому начальству. Прося денег на новую карету, подобающую ему как российскому агенту во Франции, Постников писал: «Я сам собою по философски хотел бы жить, но ныне по званию надобно мне жить». Понятно, что в данном случае Постников противопоставляет выражение «жить по-философски» помпезному образу жизни, который ожидался от него как от дипломатического представителя; по его понятиям, «философ» не стремится к комфорту, живя так, как пожелает, пусть скромно, но ни перед кем не отчитываясь. Впрочем, в этом утверждении можно усмотреть даже известное недовольство Постникова по отношению к его нынешним обязанностям и стремление к иным, научным занятиям, даже если они окажутся не столь прибыльными. Таким образом, под «жить по-философски» подразумевалось приобретение знаний ради самих знаний, в порядке самореализации, а вовсе не ради успехов на государственной службе. И это были уже не чисто утилитарные знания, которые имел в виду царь Петр, когда с конца 1690‐х годов неоднократно требовал от представителей российской элиты учиться. Постникову, мечтавшему об ином образе жизни, в итоге пришлось сдаться и пойти по стезе бюрократа. Кроме того, речь уже не шла о научных знаниях, ограниченных рамками религии, хотя одно вовсе не исключало другого. Было бы, конечно, преувеличением объяснять отношение Постникова к знаниям исключительно образованием, полученным им в академии, тем более что впоследствии Постников учился в Падуанском университете и, судя по всему, был фигурой уникальной. Тем не менее Постников был обязан своим образованием в значительной степени именно академии.

Поликарпов, Арсеньев, Агеев и Постников шли по жизни разными путями, которые не обязательно отражают послужной список всех прочих учеников академии. Однако они весьма показательны с точки зрения того, как полученное в академии образование подготовило их к усвоению нового этоса и культуры вестернизации, насаждавшейся Петром. Это усвоение далеко не для всех оказалось простым делом, свободным от напряженности, как показывает пример Поликарпова, но оно упростилось благодаря знаниям, полученным в академии. Глубокое уважение к знаниям (и религиозным, и светским) как таковым, ценные языковые навыки, подготовка к публичным выступлениям и знакомство с натуральной философией создавали надежную основу для последующей успешной службы студентов. Образование, полученное ими в академии, подготовило их в той или иной степени к участию в инициативах Петра.

Неизменный интерес Постникова к научным занятиям действительно мог быть явлением исключительным, поскольку учебная программа академии не поощряла стремления к знаниям ради самих знаний. Тем не менее она проповедовала образование как вещь, необходимую и для духовного благополучия, и для успеха в жизни. Хотя от Иоанникия и Софрония не осталось трактатов, в которых бы они излагали свою философию образования и педагогические цели, читавшийся ими материал может сказать многое на этот счет. Лихуды ни в коем случае не были новаторами, поскольку преподавали православную версию христианского гуманизма, господствовавшего в иезуитских коллегиях по всей Европе и за ее пределами. Своей конечной целью этот христианский гуманизм имел превратить учеников в набожных, красноречивых и послушных приверженцев католической церкви и лояльных подданных абсолютистского государства. Путь к этой цели включал основательное изучение греческого и латыни и ставил во главу угла глубокое с филологической точки зрения понимание Священного Писания. В головы учеников вбивали подробнейшие упражнения на грамматический разбор, заучивание и подражание античным авторам, с тем чтобы превратить их в ораторов, способных выражаться внятно и убедительно. Правда, им преподавали философию как науку, отдельную от богословия, но таким образом, чтобы философские предписания не расходились с догматическими требованиями веры. Одновременно проводилось различие между ересью и ортодоксией, а древняя мудрость подвергалась чистке или разъяснялась. В итоге личная инициатива со стороны учащихся не слишком поощрялась, если только она не предписывалась какими-либо четко сформулированными правилами756.