Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

Судя по всему, образование, полученное Постниковым в академии, вполне подготовило его к ответу на вызовы, перед лицом которых он оказался в Падуанском университете и затем, когда Петр взял курс на вестернизацию. Постников получил степень доктора всего после трех лет учебы. Находясь за границей, он неоднократно доставал книги, лекарства и научные приборы для царского двора. В 1698 году, после визита Петра в Англию, Постников остался там на какое-то время «для осматривания академей» (учебных заведений)749. Вернувшись из Франции, Постников поступил на службу в Посольский приказ, перевел с французского ряд книг по дипломатическому протоколу и Коран750. Вместе с тем Постников представляет собой пример русского человека эпохи раннего Нового времени, до конца жизни сохранявшего страсть к науке и уважение к интеллектуальной деятельности. Неизвестно, проявлял ли Постников интерес к бюрократической службе сразу после завершения учебы. Хотя он стал кем-то вроде дипломатического агента, поступив на службу в Посольский приказ (то есть пойдя по стопам отца), представляется все же, что по крайней мере первоначально его больше интересовал широкий мир науки, с которым он познакомился за пределами России (в конце 1690‐х и в 1700‐е годы Постников побывал или какое-то время жил в Италии, Франции, Голландии и Англии). Так, после окончания Падуанской академии он в течение двух лет оттачивал свои медицинские навыки и занимался наукой в Париже и Лейдене. Его письма того времени не дают почти никакого представления об этих попытках, поскольку прежде всего изобилуют информацией о военных и политических делах в Европе, которой Постников снабжал свое московское начальство. Тем не менее они свидетельствуют о его интеллектуальных устремлениях и приверженности нормам барочного эпистолярного жанра. Классические ссылки на взгляды Гиппократа и Демокрита по вопросу о склонности человеческой натуры к труду и отсылки к Библии перемежаются у него барочными риторическими тропами и известиями на политические и военные темы, свидетельствуя о том, что Постников хорошо усвоил знания, полученные им во время учебы. Обычный житель Московии, «традиционно» избегающий внешних знаний, не стал бы высказываться подобным образом, и в этом смысле в Постникове отражается пристрастие к интеллектуальным занятиям, приобретенное в Славяно-греко-латинской академии и впоследствии развившееся в Падуе, пока он учился на доктора751. Несомненно, Постников был бы на своем месте в обществе ученых мужей. Так, он посетил школу, основанную в Галле немецким пиетистом Августом Германом Франке, вел с ним ученые беседы, обсудив в том числе ряд сомнительных мест в Grammatica Russica («Русской грамматике») Генриха Вильгельма Лудольфа (Оксфорд, 1696), о чем в 1698 году сообщал сам Франке в письме Готфриду Вильгельму Лейбницу752. Погружение в собственные научные занятия не слишком соответствовало интересам государства, и в конце концов для Постникова настало время доказать готовность служить своему монарху753. Постников знал латынь, французский, греческий и итальянский языки. В частности, его греческий пригодился русской делегации на переговорах о заключении Карловицкого договора (1699), поскольку османским послом был грек Александр Маврокордато, тоже выпускник Падуанского университета. После того как Петр, узнав о восстании стрельцов, в 1698 году поспешил в Россию, глава русской делегации в Вене Прокофий Возницын неоднократно требовал от Постникова, находившегося в тот момент в Венеции, вернуться в Вену, чтобы присоединиться к русской делегации на предстоящих переговорах. Постников в ответ писал, что едет в Неаполь, чтобы, как он выразился, «живых собак мертвить, а мертвых живить»754. Научные инициативы Постникова не были достаточно убедительной причиной в глазах Возницына, пригрозившего Постникову царским гневом и тем самым вынудившего его присоединиться к русскому посольству.