Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

От большинства учеников Лихудов до нас дошли лишь их имена, и потому не всегда представляется возможным определить, о них ли идет речь в опубликованных справочных работах739. В той мере, в какой пример Арсеньева является репрезентативным, пожалуй, знания, полученные в академии, с точки зрения карьеры имели в России большее значение не для аристократической элиты и незнатного дворянства, а для выходцев из верхушки служилой бюрократии или тех, кто стремился попасть в ее ряды740. Более того, образование, дававшееся в академии, обеспечивало расширение культурных горизонтов за пределы чисто специального обучения, которое получили бы в приказах дьяки, не поступившие в академию. Такое расширение горизонтов и сопутствовавшее ему погружение в образование западного типа сослужили им хорошую службу, когда они оказались перед необходимостью ответить на вызовы Петровской эпохи, а также, в зависимости от личных склонностей, позволяли им воспользоваться новыми перспективами, открывавшимися благодаря политике Петра и сделанному им культурному выбору. Как недавно отметил И. И. Федюкин, взгляды Петра на образование принадлежали еще эпохе, предшествовавшей Новому времени, и он не стремился насаждать социальное дисциплинирование, характерное для элитарного образования в некоторых других европейских странах741. «Административное предпринимательство», по выражению Федюкина, в Петровскую эпоху обуславливалось клановыми взаимоотношениями, интеллектуальным сродством, карьерным выбором, материальными интересами, личными контактами и готовностью к сотрудничеству. За пределами малочисленного ближайшего окружения царя существовал целый ряд сподвижников Петра, в силу своего происхождения находившихся на более низких ступенях социальной лестницы, но в итоге оказавшихся инициаторами и/или участниками тех или иных политических начинаний. В этом отношении репрезентативными являются такие фигуры, как А. А. Курбатов (бывший крепостной боярина Б. П. Шереметева), Леонтий Магницкий (автор первой русской арифметики), а также дьяки из бюрократического аппарата Московского государства и некоторые купцы742. В Школе математических и навигацких наук Курбатов продвигал людей (включая Магницкого), получивших образование барочного типа и в то же время принадлежавших к кругам, сформированным личными взаимосвязями и сходными культурными склонностями. Для этих лиц был характерен гуманизм с христианскими оттенками, знание латыни и других языков, а также серьезные карьерные устремления. В окружение Курбатова входил купец И. И. Короткий, на чьи средства Козьма Ивирит, афонский монах, уже давно живший в Москве, осуществил перевод риторики Софрония Лихуда на церковнославянский. Более того, ключевую роль в издании «Арифметики» Магницкого, которая сама служит примером барочной культуры, сыграл Федор Поликарпов743. Наконец, членом курбатовского кружка был Федот Агеев, один из первых лихудовских учеников, в судьбе которого, как и в судьбе Поликарпова, решающую роль сыграло образование, полученное в академии. В 1692 году Агеев был назначен переписчиком Книгопечатного приказа. В придачу к академическому образованию Агеев также добивался права учиться в Итальянской школе Лихудов (как и другой бывший ученик Лихудов, Степан Ермолаев), а впоследствии был отправлен в качестве переводчика с итальянского с окольничим А. П. Протасьевым на судостроительные верфи в Воронеж744. Таким образом, Агеев оказался пригодным для участия в замыслах Курбатова, что еще раз демонстрирует ту роль, которую полученное в академии образование играло в карьере ее учеников. Помимо материальной обеспеченности, академия также открывала для них двери в мир, причастный к общей барочной культуре. Студенты, обучавшиеся в академии у Лихудов и их преемников, благодаря знанию латыни и других языков, а также их культурной ориентации в целом могли быть полезны в проектах, затевавшихся в этих кругах.

Наконец, следует упомянуть еще одного ученика братьев Лихудов, чья судьба служит иллюстрацией того вклада, который внесла академия в расширение интеллектуальных горизонтов, – Петра Васильевича Постникова (ум. после 1716), сына дьяка Посольского приказа Василия Тимофеевича Постникова. В 1692 году он покинул академию и отправился в Венецию745. В том же году, скорее всего, по рекомендации Лихудов и Якова Пилариноса (1659–1718), врача на службе у Петра I746, Постников поступил в Падуанский университет, окончив который в 1695 году со степенью по философии и медицине он стал первым русским «доктором»747. В 1697–1698 годах, во время поездки Петра в Европу, Петр Постников выполнял обязанности переводчика и лица, контактировавшего с местными в местах пребывания царя. Наконец, в первом десятилетии XVIII века он играл роль неофициального дипломатического представителя во Франции, а в 1710 году вернулся в Россию748.