Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

Обращение к мифу об Аполлоне и Дафне, переработанному Афтонием в пример истолкования (как утвердительного, так и отрицательного), четко иллюстрирует одну из главных особенностей лихудовской риторики: то обстоятельство, что она сочетает религиозные и нравственные догмы с современной «научной» (то есть натурфилософской) мыслью и античной литературой в сознательной попытке создать продукт, приемлемый и для разума, и для веры. Разумеется, степень, в которой каждый из вышеуказанных элементов присутствует в каждом конкретном случае, обусловлена разбираемым вопросом. Соответственно, при последующем разборе chreia (максимы)502 и gnome (мнения, высказывания, изречения)503 Иоанникий прибегает в основном к моральному и этическому словарю, что вполне понятно, так как речь идет о благочестии и добродетели. Но время от времени его словарь становится неожиданно умеренным и реалистичным. Так, в качестве первого примера при разборе максимы приводится изречение из Екклезиаста (10:19): «за все отвечает серебро» (tois chremasi panta hypokeintai)504. Иоанникий совершенно спокойно описывает стремление людей к богатству и ту безопасность, славу и уважение, которые оно дает. Он доходит до того, что утверждает, будто бы счастье, которое приносят деньги, сильнее радости, которую доставляет матери ее новорожденное дитя. Единственным завуалированным указанием на проблемы, которые могут создавать деньги, служит следующее утверждение: «все и всякое, что случается с людьми, как хорошее, так и плохое, случается посредством денег»505. В качестве другого примера служит максима: «Иосиф пал на лице отца своего, и плакал над ним, и целовал его» (Быт 50)506. По сути речь здесь идет о слове на смерть и в первую очередь о горе, которое испытывают родные усопшего. Взяв историю Иосифа в качестве главной темы, Иоанникий неоднократно ссылается как на Ветхий, так и на Новый Завет507 в попытке оправдать траур и плач в случае смерти любимых людей508. Последний и самый выразительный пример, предлагаемый автором, – видоизмененная версия истории о том, как циник Диоген среди бела дня бродил по городу с зажженной свечой в поисках «человека»509. В витиеватом пересказе Иоанникия этот древний сюжет превращается в мощное осуждение бездушия, с которым он сталкивался среди своих современников. Иоанникий перечисляет все добродетели, которые отсутствуют у людей, и противопоставляет им те грехи и страсти, которые берут над ними верх. Кроме того, он предупреждает учеников, чтобы те не верили обличью, поскольку за красивым лицом сплошь и рядом скрывается ужасная натура510. Затем он ссылается на Содом, уничтоженный Богом, и заключает, что свеча Диогена должна вызывать не насмешки, а восхищение, поскольку является символом его мудрости511. Не менее, а порой даже более очевиден морализаторский тон в приводимых Иоанникием примерах изречений: «люби не вещи [то есть имущество], а друга, который любит тебя»; «добродетели не прижиться в царстве удовольствий»; «счастливы только добрые, но не злые»; «удача боится сильных и ломает слабых»; «женщина – источник большего зла, чем мужчина»512; «несложно одержать победу над несопротивляющимся»; «палка и порицание приносят [букв. «дают»] мудрость»; «то, что добыто посредством зла, посредством зла будет и отнято»513.

Иоанникий завершает вторую книгу своего трактата призывом к ученикам искать стратегии усиления и приукрашивания своих речей как во внутренних, так и во внешних темах. Кроме того, он советует им всюду и везде держать свои глаза открытыми, а разум – готовым к вдохновению. В качестве иллюстрации к этим призывам он обращается к теме простой домашней мебели, чтобы еще раз воздать хвалу образованию и осудить невежество514.

В. Книга 3