Читаем Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени полностью

«невежды презираемы» (hoi apaideutoi kataphronountai)

• невежды: не сведущие в науках, не причастные к знаниям, погрязшие в величайшем невежестве по отношению к наичудеснейшим вещам.

• презираемы: среди каждого народа занимают последнее место. Они остаются непричастны ни к каким почестям и не только пребывают в забвении как никчемные дурни, но и низведены до состояния последней крайности и брошены в жернова невежества.

Отрицание (apophatikos)

• невежды: не знающие грамоты, не удостоенные восхвалений за ученость, не озаренные светом знания.

• презираемы: по большей части сии [то есть неучи] не получают никаких почестей, не славятся никакими похвалами, неспособны заслужить никакой достойный чин, равно как и сами не имеют каких-либо устремлений[, проистекающих] из надежды приобрести хотя бы толику славы; они живут в бесчестии и в безродности и им нигде не возносят хвалу482.

Мы сталкиваемся здесь с весьма решительным осуждением невежества и сопутствующих ему зол. Оно отражает отношение братьев Лихудов к образованию и их идеи об обучении, которые они хотели привить своим ученикам483. Достойно внимания, что, перечисляя проистекающие из невежества несчастья, Иоанникий не приводит никаких ссылок на мораль или религию. И хотя он использует очень общие и абстрактные формулировки, суть его аргументации вращается вокруг двух тем: общественного презрения, которое ожидает необразованных людей, и их неспособности к подъему по социальной лестнице и получению высоких должностей. Очевидно, что представления Иоанникия об образовании были очень далеки от подозрительного отношения к учению и стремления избежать его, которые, судя по всему, преобладали в России до середины XVII века. Более того, рассуждения Иоанникия находились в полном согласии с большим интересом к образованию со стороны российской церковной и светской элиты конца XVII – начала XVIII века484. Из этого не следует, что Иоанникий (как, собственно, и Софроний) пропагандировал ценность знаний с чисто светских позиций. Братья были иеромонахами и получили образование главным образом под руководством духовных лиц. С другой стороны, стоит подчеркнуть, что Лихуды выступали за такое отношение к знаниям, которое являлось новшеством в русском контексте. Может быть, они и не первые ознакомили Московию с такой точкой зрения, но они несомненно входили в число первых из тех, кто прилагал последовательные усилия к ее насаждению. В рамках этого нового отношения к знаниям все внешние знания (то есть нерелигиозные знания, thyrathen sophia, «внешняя мудрость») не считались по своей природе подозрительными и препятствующими спасению души; наоборот, всячески подчеркивалась их польза и для личного развития, и для социальной карьеры. Таким образом, искусства стали дополнять веру и даже оказались обязательными для нее, а не де-факто враждебными ей. Соответственно, выяснилось, что образование может стать опорой для веры и укреплять ее, вместо того чтобы подрывать ее и бросать ей вызов.

В этой связи неудивительно, что сразу же после завершения разговора о простых и сложных периодах Иоанникий обращается к максиме «Начало мудрости – страх Господень» (arche sophias phobos kyriou, Притчи 1:7)485. Мудрость, утверждает автор, влечет за собой истинное почитание. Мудрость следует ценить так же высоко, как и божественную природу вечного nous, и не столько из страха наказания, сколько вследствие благочестивого долга486. «Мудрость нельзя осквернять ошибками, но [ею следует пользоваться] благоразумно, праведным образом и в благочестивом страхе». Очевидно, что мудрость человеческая имеет свои пределы, но про мудрость как таковую отнюдь нельзя сказать, что она по своей природе несовместима с благочестием. Этот подход очень далек от подозрительного отношения к любым нерелигиозным знаниям, господствовавшего и в киевской, и в московской литературе до середины XVII века.

Тем не менее религиозный и особенно монашеский морализм является неотъемлемой чертой поучений Иоанникия. В том же разделе он возвращается к нему, разбирая сложный период и поднимая в одном и том же примере тему пьянства и женщин:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы