Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

Сравнение 1‐й книги риторики Иоанникия с 1‐й книгой риторики Софрония показывает, как мало различий имелось между учениями обоих братьев. Во вступлении к своему учебнику Софроний тоже объявляет риторику «царицей искусств» и проводит различие между божественной, героической и человеческой риторикой451. Вторя Влахосу, Софроний также признает аристотелевское определение риторики и проводит различие между двумя целями риторики, внутренней и внешней. Внешняя цель, «со стороны ритора», состоит в том, чтобы найти убедительные аргументы, уместные с точки зрения разбираемого предмета; внутренняя, «со стороны судей или слушателя», заключается в том, чтобы оратор действительно убедил свою аудиторию452. На первый взгляд может показаться, что братья дают разные определения риторики: Софроний производит впечатление намного более строгого аристотелианца, чем его брат. Однако такой вывод ошибочен, поскольку, как отмечалось выше, Иоанникий, несмотря на его несколько неаристотелевское определение искусства, в конечном счете все же проводит грань между «задачей» и целями риторики. Это противопоставление отражает проведенное его братом различие между внешними и внутренними целями риторики. Более того, Софроний сравнивает пользу риторики с пользой военного искусства и ярко описывает, как хороший ритор может завладеть телом и разумом своей аудитории, – точно так же, как красноречивый вождь способен воодушевить своих солдат и побудить их к сражению453. Он признает в качестве предмета риторики «любой вопрос», но, в отличие от Иоанникия, вкратце разбирает тему о том, что может служить этим «вопросом». Более того, Софроний, подобно Влахосу, который следовал Аристотелю454, подвергает изучению thesis и hypothesis как способы дать определение любому разбираемому вопросу455. Предметом thesis являются абстрактные и общие вопросы, не ограниченные теми или иными обстоятельствами, такими как время, место или какая-либо конкретная личность. С другой стороны, hypothesis обуславливается именно такими обстоятельствами и потому сводится к рассмотрению конкретного вопроса. Таким образом, сфера риторики охватывает любые вопросы, как общие, так и конкретные, поскольку, как уже указывал Софроний, предметом риторики может быть что угодно. Хотя Софроний в данном случае не приводит прямого сравнения риторики с диалектикой (более того, у него даже нет упоминаний о диалектике), его рассуждения о thesis и hypothesis следует рассматривать в контексте античной дискуссии о взаимосвязи между двумя этими искусствами. Вопрос о взаимоотношениях между риторикой и диалектикой служил предметом бесконечных дебатов по крайней мере со времен Платона и Аристотеля. В число затрагиваемых вопросов входил и вопрос о том, к чему относится инвенция (с ее «темами» (topoi)) – к диалектике или к риторике. Аристотель проводил различие между диалектикой и риторикой как между науками, имеющими дело с философскими и с конкретными вопросами соответственно. Кроме того, он рассматривал инвенцию и в своей «Риторике», и в «Топике». Цицерон подчинял диалектику риторике, хотя и считал, что инвенция принадлежит в первую очередь к сфере риторики. Боэций впоследствии объявил риторику служанкой диалектики; согласно его взглядам, общими темами надлежало заниматься диалектике, в то время как конкретные темы являются предметом риторики. Ренессансные мыслители, отвергая боэцианскую схоластическую традицию, по большей части возрождали и пересматривали взгляды Цицерона; при этом стиль и элоквенция интересовали их больше, чем инвенция. Некоторые известные мыслители, включая Лоренцо Валлу, доходили до того, что объявляли диалектику составной частью риторики456. Следует также иметь в виду, что иезуитский учебный курс включал и риторику, и логику как отдельные дисциплины, хотя они отчасти перекрывались, когда речь шла об инвенции. Братья Лихуды в итоге встали на аристотелевскую точку зрения и рассматривали риторику и диалектику как параллельные вербальные искусства, пригодные для изучения любого имеющегося вопроса, но делающие это по-разному; например, Иоанникий проводит различие между несомненными и правдоподобными аргументами, а также между философским (то есть диалектическим) и риторическим определением. Наконец, Софроний тоже признает деление риторики на пять частей, подчеркивает роль подражания и запоминания при приобретении и сохранении риторических навыков и, подобно своему брату, дает разбор внутренних и внешних тем инвенции, занимающий весь остаток книги 1. Существенно, что и Иоанникий, и Софроний отступают от Влахоса в том, что касается способа стать хорошим оратором: по мнению Влахоса, обучение и занятия способны отточить ораторские навыки лишь в том случае, если будущий оратор обладает врожденной предрасположенностью к риторике. Лихуды же не объявляют врожденные риторические способности необходимой предпосылкой для того, чтобы преуспеть в красноречии457.