Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Положение русских эмигрантов в Харбине, действительно, становилось катастрофичным. В 1937 г. правительство Маньчжоу-Ди-Го провело коренную реформу образования в стране. Прекратили свое существование сразу несколько старейших русских учебных заведений города, в том числе и гимназия М.А. Оксаковской, в которой в 1930-х гг. работал Анастасьев. В этот период резко усиливается отток русских из Харбина. Еще сильнее он становится в 1938 г., когда разразились японо-советские конфликты на озере Хасан и реке Халхин-Гол, и в 1939 г., когда японские агентства сообщали, что ежедневно сбивают до 100 советских самолетов. Пришлось уехать из «Русской Атлантиды» в Шанхай и Владимиру Михайловичу Анастасьеву: 6 марта 1939 г. газета «Заря» откликнулась на это нерадостное событие статьей под названием «Харбин покинул В.М. Анастасьев».

Интересны данные из анкеты, составленной Анастасьевым при постановке на учет в Главном бюро российских эмигрантов в Харбине (создано в 1936 г.). (Ил. 5) На вопрос, с кем он хорошо знаком, он ответил: «Весь педагогический, артистический, художественный и музыкальный Харбин»⁸⁶. Из анкеты становятся известны факты личной жизни Анастасьева: в 1936 г. у него молодая жена – Вера Андреевна (родившаяся 27 августа 1909 г. в Благовещенске) и сын Герман Козлов (родившийся 3 января 1925 г. в Харбине) – вероятно, приемный⁸⁷. Обращает на себя внимание то, что в одном из пунктов анкеты, касающемся его здоровья и имеющихся дефектов, Анастасьев пишет: «Имею перелом пяти ребер и позвонка, перелом ключицы, обеих рук и обеих ног»⁸⁸. Когда, где, при каких обстоятельствах получены им столь тяжелые травмы, неизвестно. На вопрос о политических взглядах Анастасьев ответил, что является сторонником конституционно-демократического строя, но ни к каким политическим партиям никогда не принадлежал и не состоял в них (!)⁸⁹. В графе, где требовалось указать причины выезда из СССР, он записывает: «Непризнание большевистского рая», а на вопрос, желает ли он выехать из Маньчжурии, и если да, то когда и зачем, он отвечает: «По изгнании народом большевистской власти, чтобы умереть на родине, если не смогу быть ей полезен»»⁹⁰.

О пребывании Анастасьева и его семьи в «восточном Париже», к сожалению, пока известно немного. Его имя встречаем в библиографическом описании изданного в 1941 г. в Шанхае русским издательством «Слово» романа Павла Северного⁹¹ «Золото на грязи»: он является автором обложки этого издания⁹².

Ил. 5. В.М. Анастасьев. Вт. пол. 1930-х. Фото из личного дела, хранившегося в Главном бюро российских эмигрантов в Харбине.

Последняя публикация, в которой фигурирует имя Анастасьева – уже цитированное нами интервью в выпуске газеты «Шанхайская заря» от 16 ноября 1941 г.: «Вчера сотрудник „Шанхайской зари“ имел беседу с бывшим директором музея Императора Александра II в Москве, известным художественным деятелем и педагогом В.М. Анастасьевым по вопросу, который привлек к себе внимание всех просвещенных жителей Шанхая. Почему в Шанхае нет ни одного хранилища художественной старины, ни доступного публике хранилища картин, ни картинной галереи, в то время как в Европе и, в особенности, в Америке каждый сколько-нибудь крупный город имеет, кроме областного музея, еще и картинную галерею»⁹³. Судя по интервью, Анастасьев полон энергии и готов к проведению работы по созданию общедоступного хранилища художественных ценностей: «<…> конечно, Шанхай давно созрел для того, чтобы располагать картинной галереей муниципальной, правительственной или даже частной. Нам скажут, что сейчас не то время, в Европе война, Тихий океан перестает быть „тихим“, и на конец приведут изречение древних римлян. Что „когда гремит оружие, то музы молчат“. Это так и не так. Только на днях мы читали телеграмму, что германское правительство ассигновало несколько миллионов марок на университет в Штутгарте. Шанхай же все еще далек от фронтов и денег здесь куры не клюют. Надо только умело и толково к этому делу подойти. Я как раз думаю <…>, что сейчас самое подходящее время создавать нечто подобное. Часть населения разъезжается, а те, кто остаются, сохранят свою верность Шанхаю до конца, что бы с ним ни случилось. В такие времена обычно происходит большое передвижение ценностей. От уезжающих вещи, в том числе и художественные, переходят в другие руки <…>. До прибытия беженцев из Европы здесь был один или два магазина с картинами, миниатюрами, хрусталем, фарфором и пр., а теперь такие магазины появляются на каждом шагу. Н у них есть покупатель, а значит, тяга к прекрасному не оскудевает»⁹⁴.