Акедия

Как это было вообще в древности, Евагрий не говорит отдельно о душе ребёнка, рассматривая её как до времени не раскрывшуюся взрослую душу, он не принимает во внимание ни проблемы наследственности, ни впечатления раннего детства, которые могут оставить свой след на всю жизнь. Тем отчётливее вырисовывается образ человеческой личности, которая способна свободно принять на себя ответственность, человек прекрасен «от природы», то есть красота присуща самой его природе и неуничтожима, поскольку непосредственно восходит к самому Богу. Поэтому демоны одержимы желанием оспаривать само достоинство человека.

Что угодно бесам возбуждать в нас? – Чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, памятозлобие и прочие страсти, дабы ум, одебелившись ими, не мог молиться, как должно. Ибо страсти неразумной части души, начиная властвовать над умом, не позволяют ему двигаться разумно и стремиться к постижению Слова Божия[81].

Высшая цель любой аскезы – достижение совершенного бесстрастия: власть сознательно располагать иррациональными способностями своей души[82], чтобы, превозмогая всякий (в том числе и «простои»[83]) помысел, «восходить от материального к Нематериальному»[84].

Молитва есть ни что иное как собеседование (омилия) ума с Богом, в котором ум остаётся «незапечатлённым». «Незапечатлённым» я называю ум, который во время молитвы не представляет себе ничего телесного. В действительности, уже сами имена и слова, обозначающие нечто чувственное, оставляют в уме след и придают форму. Посему во время молитвы ум должен пребывать свободным от всего чувственного. Помысел о Боге непременно оставляет rм «et dCipcna или отпечатка, ибо (Бог) не есть тело[85].

Восемь нечистых помыслов обычно перечисляются в определённой последовательности, лишь изредка второй и третий меняются местами[86]: чревоугодие, блуд, сребролюбие, печаль, гнев, уныние, тщеславие и гордыня[87]. Евагрий называет эти восемь помыслов «общеродовыми» не только потому, что от них происходят всё остальные, но и потому, что они переплетаются между собой: либо взаимопорождают друг друга, либо противостоят[88]. Как мы увидим ниже, уныние в этом ряду занимает особое место.

Иногда Евагрий сводит восемь помыслов к трём основным: чревоугодие, сребролюбие и гордыня, от которых происходят множество других[89]. Мысль Евагрия всё время возвращается к их первообразу – трём искушениям Христа в пустыне[90].

Три или восемь, все они произрастают от одного корня – самости (себялюбие, самолюбивость, «самолелеяние»[91]): хотя само это понятие остаётся вне списка греховных помыслов. Евагрий никогда не говорит о самости, но следует постоянно иметь её в виду, если мы хотим правильно понять механизм воздействия лукавых помыслов и то, почему главную роль в этой «дурной комедии» играет именно уныние.

Восьми общеродовым помыслам соответственно противоположны суть восемь добродетелей: воздержание, целомудрие, нестяжательность, радость, долготерпение, терпеливость, нетщеславность и смиренномудрие[92]. «Самость», которая не упоминается в этом списке, выступает антагонистом любви (агапе), главнейшим расположением человеческой души.

Восемь добродетелей, как и восемь нечистых помыслов свойственны каждому. Первые – поскольку они являются частью нашей «природы», то есть самого существа, сотворённого добрым, вторые – поскольку внушаются бесами, которые нападают на всех. Эти восемь «помыслов» суть бесовские наваждения, и поэтому не следует их рассматривать как грехи и уж тем более их стыдиться:

От нас не зависит то, чтобы все эти помыслы досаждали или, наоборот, не тревожили нас; однако от нас зависит то, чтобы они задерживались или, наоборот, не задерживались в нас, чтобы они приводили или не приводили в движение страсти[93].

И лишь добровольное согласие самого человека, который попустительствует злу, превращает «помысел» в страсть и в грех.