Акедия

Из помыслов одни случаются с нами, как с просто живыми существами, другие как с людьми. Случающиеся как с просто живыми существами суть помыслы, происходящие от желательного и яростного начал души; случающиеся же как с людьми, суть помыслы, проистекающие от печали, тщеславия и высокомерия. А помыслы, возникающие из уныния, суть смешанные: они случаются с нами и как с просто живыми существами и как с людьми[139].

Как же можно сказать, что человек бывает «животным»?! (Поскольку именно это и следует подразумевать в данном случае под словом ????, которое означает также вообще «живое» или «одушевлённое» существо). Вот первая часть ответа:

Бесы иногда тревожат человека как существо, наделённое разумом, иногда же – как существо неразумное. Когда они нападают на иррациональную часть души, то есть яростную и вожделеющую, они приводят их в движение в нас как в неразумных существах, поскольку и неразумные животные в этих двух частях души тоже претерпевают движение[140].

Действительно, человек, как и животные, по своему телесному сложению обладает двумя иррациональными способностями: (стремление воли) и (желание)[141]. На этом уровне, по мнению Евагрия, человек, в сущности, ничем не отличается от животного. Он просто ведёт себя как «живое», «животное». В письме к Мелании Старшей он приводит длинный список тех переживаний, которые свойственны и человеку, и животным[142]. Современный этолог[143], вероятно, был бы весьма удивлён, прочитав, что чувства, которые мы традиционно считаем «чисто человеческими», здесь приписываются животным. Странно увидеть, до какой степени человек в своих реакциях мало отличается от «животного», когда речь идёт об «иррациональных» движениях души, которая до конца ещё не избавилась от власти инстинкта.

Второй текст устанавливает различие между «человеческими» и «животными» страстями.

По мнению Евагрия, главное отличие человека состоит не в душевных переживаниях, а в умственных способностях. Человек является таковым, лишь поскольку наделён логосом (то есть разумом, мыслью, словом, знанием и т. д.). Богоподобие человека состоит именно в его сопричастности божественному Логосу, в способности к богопознанию, которое является совершеннейшим выражением самой сути человеческой личности, и прочным основанием этому служит ум.

В этом нет и тени какого бы то ни было «интеллектуализма»[144]. Само понятие познания весьма неоднозначно. Следует отличать внешнее познание мира, или познание «мудрых века сего»[145]. Оно «плотно» и доступно даже богопротивным и нечистым бесам[146]. Его главный метод – «диалектика»[147]. Оно воспринимает лишь внешний облик окружающего нас мира[148]. Этому внешнему противопоставляется духовное познание, и ему одному открыта самая сущность вещей. Оно доступно лишь чистым, «созерцателям»[149], то есть «чистому уму», свободному от всяких страстей, который и становится сарах Dei[150].

Затем Евагрий уточняет:

Из нечистых демонов одни искушают человека как человека, а другие приводят человека в смятение как животное бессловесное. И первые, нападая на нас, влагают в нас мысли тщеславия, или гордости, или зависти, или осуждения, которые не касаются ни одного из бессловесных, а другие, приближаясь к нам, возбуждают сверхъестественное раздражение или вожделение, потому что страсти сии общи нам и бессловесным животным, скрываясь в нас под природою разумною[151].

…Имеяй ушы слышати да слышит[152].

Из третьего фрагмента становится окончательно ясным, что именно Евагрий понимает под «составной», сложной природой уныния: