Ах, ты, мой милый! - сказал кузнец

И — о чудо! — лошадь и погладить себя дала и даже мордой ему в руку ткнулась, коротко заржала, словно пожаловалась.

— Ну, Савелий Яковлевич! — восхитился молодой кузнец.

— Учись, пока я жив, — сказал кузнец. — А то, как по железу бить научился, так и думаешь, что уже мастер. В нашем деле, знаешь, сколько тайн! Ну, так вот, неделю я лошадку лечить буду. Через неделю приедешь, поможешь мне её подковать, — говорил старик с молодым кузнецом, а рыжего конюха не замечал, словно и не было его здесь.

— И не подумаю оставлять эту дуру здесь, — рассердился рыжий. — Что я начальству скажу?

— А начальству скажешь, — резко повернулся к нему кузнец, — что тебя к лошадям на пушечный выстрел подпускать нельзя! Вон и на боках следы побоев!..

Долго препирался со стариком рыжий. Почти силой усадил его в машину молодой кузнец.

Уехали. С грохотом, с пылью, с бензиновым облаком.

Старик нос сморщил, чихнул:

— Цивилизация! — и что-то еще непонятное произнес.

Парамон из-под лукошка выскочил, к Шоколадке подбежал, лошадь тихо фыркнула...

— Дед, — взволновался Парамон. — а она пить хочет, её никто с утра не поил.

— Вот варвары! — возмутился кузнец. — Завтра же съезжу на Центральную усадьбу! Опозорю рыжего перед всем народом!

— А что, дед, плохих людей больше, чем хороших? — спросил Парамон. — Вот и соловьи людей не любят...

— Как тебе сказать, — взял старик лошадь за повод и повел ее к ручью, — кто думает, что плохих больше, а я думаю — хороших больше... Пойдем, милая, пойдем, — ласково он Шоколадку уговаривал и вел ее осторожно, старался, чтоб лишней боли ей не причинить.

У Парамоновой баньки был зеленый лужок с высокой травой, ручей рядом...

— Вот, милая, — сказал старик-кузнец лошади, — попей и попасись тут. Парамон за тобой присмотрит.

— За мной присматривать не надо, — сказала Шоколадка. — Просто с Парамоном мне веселее.

Парамон уселся на пороге своей баньки, грелся на солнышке.

Одуванчик Ванюша тоже грелся на солнце, Сова Матвеевна, нарисованная в правом верхнем углу двери, дремала. Лошадка Шоколадка траву щипала. Благодать!

И никто из них не догадывался, что на чердаке баба Кланя через слуховое окошко опять в бинокль за ними наблюдала и злые замыслы лелеяла!..

Вдруг зафырчало, затрещало, бензинным духом снова пахнуло.

— Ветеринар приехал, — тихим ржанием сообщила лошадь.

Парамон этого слова не знал, поэтому не понял.

— Доктор, что лошадей и коров лечит, — объяснила Шоколадка.

К баньке кто-то шел. Парамон спрятался в бузинный куст

— Ужас! Настоящий кошмар! — услышал Парамон голос ветеринара, осматривающего лошадь.

Вдруг кто-то неожиданно клюнул Парамона в ухо:

— Опять птенцов пугаешь! — шепотом сердито сказал ему Соловей Соловеевич Соловейчик, — А говорил — больше не будешь!

Парамон прошептал извинение и аккуратно, почти ползком из куста выбрался и за угол баньки спрятался, только свое большое ухо выставил: интересно же, о чём доктор с кузнецом говорят.

— Я не возражаю, — сказал лошадиный доктор. — Лечи ее, мне же хлопот меньше.

— Вылечу, подкую, а уж потом верну, — сказал кузнец. — Только этого негодяя рыжего от лошадей уберите! А то я жалобу прямо в Организацию Объединенных Наций накатаю на всех вас!

— Ну, хватил, Савелий Яковлевич! — засмеялся лошадиный доктор, — Мы и так выгоним этого рыжего варвара! Это же надо — такую хорошую лошадку испортить!

Старик-кузнец в Парамоновой баньке распарил овсяную солому и принялся компресс ладить на больной ноге Шоколадки.

Парамон смотрел, когда надо было что-то поддержать, помогал, спрашивал:

— Так, дед?

— Правильно, внучек, добрая твоя душа!..

Только старик компресс делать закончил, присел отдохнуть...

И вдруг с грохотом, с отчаянным криком из слухового окна чердака вывалилась баба Кланя.

Не удержала равновесия, слишком далеко из окна высунулась в своем шпионском рвении.

Хорошо, что она свалилась на стожок сена, приготовленный для козы Марьи, а не то быть бы большей беде.

Старик-кузнец кинулся на ее крик и стоны:

— Да как же это тебя угораздило!? — помог ей встать, довел до крылечка, ногу осмотрел — ничего страшного, просто ушиб. — Чего же ты туда полезла?

— Хотела посмотреть, не течет ли крыша опять? Через неделю мои приезжают, а вдруг дожди пойдут, — солгала баба Кланя.

— А бинокль у тебя зачем?

— Да на чердаке валялся, я подумала — зачем тут он?

Старик-кузнец ей, конечно, не поверил, он сразу видел, когда люди лгут, но ему и в голову не пришло, что она за Парамоном наблюдает.

Кузнец был умный, но доверчивый и простодушный, и он подумал, что баба Кланя бинокль вытащила, чтоб продать и своим “архаровцам” гостинцев купить. И он ее пожалел.

— Не продавай бинокль, все-таки память от Степана, хороший был мужик, я тебе денег ссужу на гостинцы для внуков. Ну, а если продавать решишь, то мне продай, а то жаль — в чужие руки уйдет, а я Степана буду вспоминать... Мы хорошо с ним дружили!

— Оба такие же пустодомы! — проворчала баба Кланя. — Ударь один об один — и звон один! Ладно, если продавать буду — тебе только, — сказала она, довольная, что старик ни о чём не догадался.