Ах, ты, мой милый! - сказал кузнец

Почти каждый раз на уроках присутствовал и Алеша. Баба Дуня этому радовалась, так как Алёша не очень хорошо учился по русскому языку и позаниматься ему было не вредно, а сама баба Дуня не умела ему помочь, совсем другое дело — отличница Варвара.

Алеша часто делал ошибки в трудных словах: не знал, то ли “а” надо писать, то ли “о” в слове “молоко” или “соловей”.

А Парамон уже так много знал, что мог исправлять его ошибки, перечеркивая тростинкой неправильную букву и сверху надписывая нужную...

Алеша и огорчался, и надеялся, что когда-нибудь он перещеголяет Парамона, вот только успеет ли: уже уезжать скоро!

Парамон твердо обещал, что он с ним будет на следующее лето изучать трудные слова в русском языке, а пока сам будет стараться изо всех сил, чтоб потом ему свои знания передать.

И старался.

— Ни одной ошибки не сделал, необычайно способный он! — каждый день восхищалась Варвара, сообщая об успехах Парамона братьям. — А читает как! И с выражением! Только по-своему, конечно, по-птичьи! А я по-птичьи пока не понимаю! — огорчалась она.

— А как же вы объясняетесь? — удивлялись Димон и Тихон.

Сами они отлично Парамона понимали, когда в футбол играли или на деревья влезали: тут ведь слов не требовалось, язык жестов их вполне устраивал!

— Он мне по-русски пишет. На песочке, или на листках бумаги из тетрадки, что я ему подарила... Понятно так пишет, даже красиво!.. — не переставала она удивляться.

Сереженька серьезно огорчался, что Варвара так с Парамоном подружилась: она вполне может стать преградой на их пути, не захочет похищать Парамона.

Сереженька давно ни с кем, кроме бабы Клани, не разговаривал на эту тему. И младшие “архаровцы” уже и подзабыли, что они хотели взять Парамона в плен, а потом продать его за большие деньги...

Им было интересно жить тут, дружить с Шариком и Шоколадкой, а особенно с Парамоном... Интересно было бегать, прыгать, купаться, строить шалаши...

А уж пожар — это было такое совместное приключение, о котором долго помнится, а рассказов в школе сколько будет...

А вечерами им так было интересно слушать были старика-кузнеца и сказки бабы Дуни. У бабы Дуни сказки часто были очень страшные, но такие интересные!..

Коварный план как-то растворился, рассеялся, перестал занимать их и вспоминаться.

Никто из них не хотел изучать язык птиц и зверей, им и без этого дел хватало, они вообще насчет учебы особого прилежания не выказывали...

Одна Варвара была отличница, и всякие языки ей нравились, она и попросила научить ее этому удивительному языку, на котором разговаривал Парамон и всё живое на земле... Пусть даже не разговаривать, но хотя бы понимать его!..

И Парамон старался научить Варвару языку птиц и зверей, но у нее это пока плоховато получалось.

Она не могла понять самого главного, что говорил ей Парамон:

— Ты стань мною — и будешь меня понимать! — убеждал он ее. — Или стань ежиком — и его будешь понимать. Станешь Шариком — и все его мысли твоими станут, откроются тебе!

— Как это я могу стать тобою? — недоумевала Варвара. — И как это я могу стать ежиком? Или Шариком?

Это, действительно, трудно было понять. Она еще ничего не знала об искусстве перевоплощения, а Парамон не мог ей толком объяснить этого.

И не мог ничего путного рассказать он и о сочувственном внимании, и о взаимной симпатии, которая даже без слов помогает понять другого, ну, и о других, не менее сложных вещах...

Он решил посоветоваться с дедом, как об этих непростых предметах проще и понятнее сообщить Варваре.

Но сейчас этого спрашивать было нельзя: старик-кузнец не должен был пока ничего знать об их “Школе у лесного ручья”.

Парамон хотел, чтоб до поры до времени это оставалось великой тайной. Он собирался деда совершенно неожиданно удивить, сходу прочитав ему что-нибудь из “Травника” или написав ему какое-нибудь интересное письмо-загадку.

Впрочем, Варвара несколько слов птичьего языка научилась понимать. Говорить не умела, а понимать научилась. Простенькие были слова, но лиха беда — начало! Самая длинная дорога с первого шага начинается...

Дни в лесной деревушке текли теперь мирно и по-доброму, даже баба Кланя стала, кажется, совсем не такая сердитая, и почти никого не ругала и никого не учила, как жить.

Если кузнец работал иногда у себя в кузнице и по чьей-то просьбе что-нибудь такое особенное, почти ювелирное делал, баба Кланя не говорила, что он глупый, и не называла его пустодомом, потому, мол, что платы за работу не берет, а хвалила его за бескорыстие.

Так сильно хвалила, что кузнец с некоторым подозрением на нее посматривал: не издевается ли она над ним? Но нет, не похоже... И он всё голову ломал, почему у нее за это время так к лучшему характер изменился?..

Наверное, это от того, пришел он к выводу, что детские голоса в ее доме зазвучали, а детские голоса сердце человеческое мягче, добрее делают...

Пришло время Алешу отправлять домой, в Петербург.

У Алеши две бабушки было. Здесь, в лесной деревушке, у него баба Дуня жила, а в Петербурге — другая бабушка.