Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы

Эти стихи, появившиеся в мюнхенском журнале «Jugend» 12 (25) февраля 1904 года, спустя две недели после боя и гибели русских кораблей, в апреле были переведены Еленой Студенской и, положенные на музыку кларнетистом 12-го гренадерского Астраханского полка Алексеем Турищевым (специально для чествования экипажей «Варяга» и «Корейца» в Петербурге), стали для России XX века национальным гимном и, вероятно, самым главным итогом противостояния под Чемульпо:

Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
В кипящее море под нами!
Не думали мы ещё с вами вчера,
Что ныне уснём под волнами!

«Маленькая победоносная война» на далёких восточных рубежах началась не так, как ожидали в Петербурге, и становилась месяц от месяца всё неожиданнее, страшнее, значительнее, как будто какие-то гневные верховные силы стремились как можно больнее уязвить и жестоко смирить самонадеянную Империю, ещё недавно уверенную в своих исторических предначертаниях. Уже в царском «Манифесте» (помеченном всё тем же трагическим 27 января 1904 года) в обличениях японского вероломства неприятно задевала многословно-суетливая невнятица формулировок:

Мы изъявили согласие на предложенный Японским Правительством пересмотр существовавших между обеими Империями соглашений в Корейских делах. Возбужденные по сему предмету переговоры не были, однако, приведены к окончанию, и Япония, не выждав даже получения последних ответных предложений Правительства Нашего, известила о прекращении переговоров и разрыве дипломатических сношений с Россиею. Не предуведомив о том, что перерыв таковых сношений знаменует собою открытие военных действий, Японское Правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать Нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артура. По получении о сем донесения Наместника Нашего на Дальнем Востоке, Мы тотчас же повелели вооруженною силою ответить на вызов Японии.

Низвергшаяся на Петербург лавина дальневосточных новостей, неожиданных и неприятных, породила в столичных верхах некоторую растерянность. Мудрый Куропаткин, загодя уверенный в том, что придворные «ястребы», оказавшись перед лицом действительной военной угрозы «наделают ошибок и пошлют поправлять дело», смиренно сложил с себя должность военного министра и отбыл командовать Манчжурской армией. «Поправлять дело» Куропаткин решил «по-кутузовски», завлекая высадившиеся на континент войска противников-островитян в глубину огромного сухопутного театра боевых действий:

– Чем дальше на материк по Манчжурии заберётся к нам Япония, тем поражение её будет решительнее.

Он мыслил навязать Японии длительную войну на истощение. Этот расчёт, несомненно, верный, не учитывал лишь одного: высокомерную неготовность самих россиян долго церемониться с какими-то островными варварами из азиатских дебрей.

– Да шапками их закидать!..

С первых дней Куропаткину противостоял, путая все планы, наместник Алексеев, требовавший быстрых и громких побед русского оружия. Между тем к весне Порт-Артур был осаждён с моря и суши, основные силы 1-й Тихоокеанской эскадры оказались запертыми в гавани и постепенно уничтожались минными атаками и огнём осадной японской артиллерии. Высадившиеся на континент войска маршала Оямы вели кровопролитные арьергардные бои, демонстрируя невиданную стойкость и волю к победе. Летняя попытка русских перемолоть японские силы в масштабном оборонительном сражении под манчжурским городом Ляояном успеха не имела. Из-за угрозы окружения эту позицию пришлось оставить и, отодвинувшись к северу, занять новую позицию у города Мукден. А время пока работало на японцев: в августе положение блокированного Порт-Артура стало отчаянным.