Ахматова, то есть Россия

Ольга Фриденберг, двоюродная сестра Бориса Пастернака, с которым более четырнадцать лет вела переписку, записала: «Невероятным было не само вторжение, потому что кто же его не ожидал? (…) Невероятным было то потрясение в нашей жизни, ее внезапное расщепление на «когда –то» и на «сейчас» тем тихим и спокойным летом, проводимое при широко раскрытых окнах». Анна Рейд в своей книге «»Ленинград» приводит воспоминания жителе города о том июньском воскресенье. «Спокойный летний уикенд был нарушен (…). В своей квартире в центре города, неподалеку от Таврического дворца, построенного для князя Потемкина, Елена Скрябина встала пораньше, чтобы успеть переписать на машинке кое –что перед планируемым выездом за город. Утреннее солнце, свежий воздух, попадающий через окно, голос няни, успокаивающей за дверями ее пятилетнего сына Юру, все это вызывало в ней чудесное чувство удовлетворения и радости (…)». В девять утра с фабрики позвонил ее муж, попросивший в полдень включить радио. Елена с матерью выслушали речь Молотова. После передачи толпы людей ринулись в магазины, чтобы скупить все, что имелось на полках. В дневнике, который она тогда вела, Елена записала: «Многие поспешили в банки, чтобы снять свои сбережения. Меня тоже охватила паника, и я побежала снимать рубли, накопленные на своей книжечке. Но было уже поздно. В банке не хватило денег. Выплату остановили. Люди громко требовали выдачи денег. Жара июньского дня была невыносимой. Кто –то упал в обморок. Еще кто –то выкрикивал проклятия. Только под вечер все как – то удивительно успокоилось». Анна Рейд в своей книге останавливает в кадре еще одного ленинградца: «В тот же самый день высокий юноша пятнадцати лет, с чубчиком, Юрий Рябинкин, спешил по улице Садовой на шахматный турнир в саду Дворца пионеров, в Аничковом дворце. Ему встретились милиционеры в противогазах с красными повязками на рукавах. Выиграв соревнования, поздним вечером подросток вышел на прогулку по людным улицам, встал в очередь за газетой. Он простоял два с половиной часа, слушая разговоры разгоряченных людей, пока не объявили, что газет не будет, зато появится какое – то официальное сообщение». Люди были растеряны и перепуганы, но также и полны какой – то новой солидарности. После Большого Террора они вновь почувствовали себя, по крайней мере на минуту, единым народом.

Еще одна ленинградка, Анна Ахматова, перед началом войны находидась в больнице с воспалением надкостницы. Ее там посещали Владимир Гаршин и Лидия Чуковская. Поэтесса с иронией отметила похвалу своего хирурга после болезненной операции: «Владимир Георгиевич (Гаршин) рассказал мне позднее, что хирург поразился тому, сколько я могу перенести. А когда же мне было кричать? Перед – я не чувствовала боли, во время операции – у меня были щипцы во рту, а потом – уже не было смысла».

За три недели до начала войны Ахматова поехала навестить Эренбурга. После краткого разговора прочла ему стихи о падении Парижа. Вторжение немцев в Париж было для нее (и не только для нее) окончательным и символическим завершением определенной эпохи.

И клонятся головы ниже,
Как маятник, ходит луна.
Так вот – над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.

(«КОГДА ПОГИБАЕТ ЭПОХА…»)

Ленинград, Фонтанный дом, 5 августа 1940 г.

Франция капитулировала 17 июня 1940 года. Сталин внимательно следил за победоносной кампанией Гитлера во Франции, Голландии и Норвегии. Годом раньше он сотрудничал с Гитлером, и 17 сентября советские войска вошли в Польшу. Русские узнавали из радио и газет, что союз с Германией прочен, а война не коснется Советского Союза. Ранее, несмотря на проигранную «зимнюю» войну с Финляндией, они верили в силу русской армии и в стратегический талант вождя. Сам Сталин, который вел игру с Гитлером, был уверен, что вооруженный конфликт с Германией рано или поздно произойдет. Старался оттянуть этот момент. Красной армии не хватало многих тысяч хороших офицеров, арестованных и расстрелянных во время Большого Террора. Однако, когда война уже началась, а Гитлер оказался безжалостным агрессором, Сталин мог вновь обратиться к традиционному российскому патриотизму. Он с огромной силой возник даже среди элиты интеллигенции, которая испытывала некоторую раздвоенность. С одной стороны они верили, что Россия победит Гитлера, а, с другой, было ясно, что только война может создать шанс окончания террора и, возможно, приведет к падению господствующего режима.

Ахматова в июньское воскресенье выслушала доклад Молотова по радио и прибежала к Пунину, чтобы ему об этом рассказать. От нее первой он узнал о начале войны. В воскресную ночь 21 – 22 июня в городе было светло, ведь это было время белых ночей. Небо освещалось розовым светом заходящего солнца, сумерки незаметно переходили в рассвет. В Фонтанном доме Пунин заклеил стекла в окнах накрест полосками бумаги, чтобы они не выпали во время ожидаемых бомбардировок.