Ахматова, то есть Россия

Утром Исайя Берлин попрощался с Ахматовой и покинул Фонтанный дом. Кажется, он сказал, скорее в романтическо – риторическом стиле: «я влюблен». Через много лет, в 1995 году, то есть почти через тридцать лет после смерти Ахматовой, англосаксонский рационалист почувствует себя обязанным объясниться в интервью «Газете выборчей»: «Мы провели целую ночь в ее комнате. Все думали, что между нами что –то было. Ничего подобного. Мы сидели в противоположных углах и только разговаривали (…)». Для Берлина это было «только», потому что «ничего не произошло». А для Ахматовой это было «вот сколько», потому что ведь «произошла» необыкновенная встреча двух душ. Они встретились еще раз, в канун Трех королей, 5 января 1946 года. Перед расставанием обменялись подарками: Ахматова подарила Берлину экземпляр «Белой стаи» с посвящением: «И.Б., которому я ничего не сказала о Клеопатре». Он отдарил ее «Замком» Кафки в английском переводе и сборником стихов Эдит и Сэйкеверелла Ситуэлл. Судя по подаркам, могло создаться впечатление, что они в эту ночь хорошо познакомились и поняли друг друга.

Ахматова, соглашаясь на эту встречу, очень сильно рисковала, но, кажется, оба не отдавали себе отчета, до какой степени риска. Как пишет Рышард Пшибыльский, в тоталитарных режимах судьба принимает форму преступной власти. Анна Ахматова поддалась очарованию Гостя с Запада и утратила привычную осторожность. Рышард Пшибыльский сравнивает это очарование с такими же наваждениями, случавшимися с женщинами уже в доисторические времена. Так же была очарована гостем и поддалась очарованию царевна Ариадна на Крите, когда туда прибыл Тезей, сирена Пейсиноя на строве Самофракия, поддавшаяся очарованию Кадмоса, а царевна Медея убежала с Язоном, презрев узы крови. Ахматова чувствовала себя как Дидона после встречи с Энеем. Вполне сознательно она написала на краю рукописи: «Был Эней, не было Ромео». Что это значило для нее? Прежде всего – это было не любовное свидание. Если и было, то только в смысле встречи душ. «Мы, милый, только души / у мира на краю» – напишет она проницательно. Во – вторых, расставались они навсегда. Эней уплывал в иной мир, не имевший с ее миром ничего общего. Ничто не могло соединить в ближайшие двадцать лет эти два совершенно разные пространства. Свободный Лондон и Ленинград, накрытый очередной волной террора, масштабы которого можно сравнить с Большим Террором двадцатилетней давности. Как когда – то убийство Кирова послужило поводом к арестам, так и теперь за увлечение западными идеями, космополитизм или попросту за контакты с иностранцами людей арестовывали, пытали, ссылали и даже расстреливали.

Черную и прочную разлуку
Я несу с тобою наравне.
Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,
Обещай опять прийти во сне.

Мне с тобою как горе с горою…

Мне с тобой на свете встречи нет.
Только б ты полночною порою
Через звезды мне прислал привет.

(«Во сне

», 15 февраля 1946 года)

Зимняя встреча в Фонтанном доме имела катастрофические последствия для Ахматовой. Так же как для взошедшей на костер Дидоны, когда корабль Энея скрылся за горизонтом. 14 августа 1946 года появилось знаменитое Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б), в котором творчество Ахматовой было жестоко раскритиковано, и запрещено печатание ее книг. Ее исключили из Союза писателей. Как писала Надежда Мандельштам, Анна вела себя при этом великолепно. «Память Ахматовой зарегистрировала всю ее многолетнюю анафему, так что постановление она приняла так, как и следовало принять, без всяких эмоций, хотя и с естественным страхом перед его последствиями. Она боялась за себя и своих близких. Невозможно избавиться от страха, когда тупая сила уже рядом с тобой, может вытащить тебя ночью из постели и утащить Гумилева, а также Николая Пунина – «за космополитизм». Пунин умер сразу же после освобождения, не выходя из лагеря, в 1953 году. Ахматова попрощалась с ним коротким, но прекрасным стихотворением:

И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя.
Все кончено… И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.