Ахматова, то есть Россия

Ахматова не без оснований считала, что ответственность за все несчастья, свалившиеся на нее в этом десятилетии, или, если оставаться при мифологической терминологии, за ее восхождение на костер – несет ее встреча с Гостем из Будущего. Ходили слухи, что Сталин, узнав об их встрече, пришел в ярость. Об этом сплетничали в кабинетах НКВД, передавая те вульгарные выражения, которыми вождь осыпал Ахматову. Иосиф Бродский выразил мнение, что Сталин был попросту уязвлен, когда ему описали визит в Россию Рандольфа Черчилля и Исайи Берлина. «Рандольф в России должен был видеться с ним и только с ним: единственное шоу в России – это он». А то шоу, которое устроил молодой пьяный Черчилль под окнами Ахматовой, вызвало гнев владыки. Когда Берлин осознал, насколько неудачным было появление Рандольфа под окнами Ахматовой, попытался немедленно отвести того в гостиницу. Его попутчиком случайно оказался Владимир Орлов, историк литературы. Берлин так описывает эту ситуацию: «Господа, как мне кажется, вы не знакомы, – сказал я машинально, – господин Орлов, господин Рандольф Черчилль». Критик помертвел. На его лице отразилось сначала изумление, а потом страх – только его и видели! Я никогда больше не встречался с ним, однако из того, что его работы продолжают выходить в России, могу сделать вывод, что эта случайная встреча не причинила ему вреда. Не знаю. была ли слежка за мной, но то, что за Рандольфом cледили агенты тайной полиции, не подлежит сомнению». В Кремле началось расследование по делу «английского шпиона» Анны Ахматовой. Дело закрыли только после смерти Сталина, в 1954 году.

Ахматова знала, что миф – это вечность, вторгающаяся в жизнь, и с подлинным чувством примеряла на себя жест Дидоны, восходящей на костер. О мифопоэтическом образе мышления Ахматовой писали многие исследователи. Можно прочесть, что еще в ее дореволюционных стихах герои чаще пребывали в мифическом, чем в историческом пространстве. Так и теперь, лишь в свете истории Дидоны и Энея, ее встреча с Берлином, а позднее ее последствия, приобрели для нее смысл. С помощью мифа Ахматова упорядочивала и объясняла себе исторические события и даже, казалось бы, хаотические эпизоды своей жизни. Лишь в свете мифа, перенесенные в пространство архетипов, они приобретали смысл и находили себе высшее оправдание. Роль поэта, быть может, заключается в том, чтобы упорядочивать и показывать события таким образом, чтобы они не распылялись беспорядочно по случайным отрезкам времени, а превращались в повествование, содержащее мораль. предостережение, либо показывали свой глубокий трагизм. Человек избегает случайностей, пытаясь объяснить свою жизнь, а для поэта это тем более важно. В стихах, а, стало быть, и в жизни Ахматовой ничто не происходило случайно, все было судьбой. Поэтому, возможно, линия ее жизни кажется такой последовательной. Это – мифологический рассказ с моралью о поэте и истории. Это также рассказ о любви, о том, что все преходяще, и о смерти. «Может быть, поэтому, – как писал Рышард Пшибыльский, – когда корабль Энея еще раз пристал к берегу Дидоны, королева не захотела с ним встретиться. Быть может, она не захотела слишком глубоко погружаться в миф, поскольку огонь ее костра и так уже догорал. Ее минутное очарование Энеем привело в движение злую судьбу».

Летом 1956 года Исайя Берлин вновь приехал в Россию и предложил Ахматовой встретиться. Она ответила отказом. Хотя бы из – за того, чтобы не подвергать своего сына Льва опасности нового ареста. Они только поговорили по телефону. Берлин сообщил Ахматовой, что недавно женился. Ахматова рассказала об этом разговоре Лидии Чуковской, снабдив его саркастическим комментарием: «информировал меня, что только теперь женился. Как же это "только" любезно по отношению ко мне». Быть может, именно тогда Дидона почувствовала себя обманутой. Ведь Эней говорил, а поэтесса приняла его слова близко к сердцу и записала даже в «Энума элиш», что тот никогда не женится, поскольку может влюбиться в женщину лишь тогда, когда сердце у него будет сжиматься при виде ее лица. По всей видимости, оно у него сжалось во второй раз, и этому обстоятельству Дидона, мягко выражаясь, была не очень рада. Однако она молчала и не попыталась объясниться.

Ахматова простила своему Энею непонимание, недоразумение и жертвенный костер в стихотворении, имеющем форму сонета, завершающем цикл «Шиповник цветет»

Против воли я твой, царица, берег покинул.

«Энеида», песнь 6