Аккорды мракобесия. Том I

Притчей во языцех стали феноменальные организаторские способности Якова Свердлова. По сути, именно благодаря ему, переворот был успешно осуществлен. Он обладал редким талантом находить нужных людей и ставить их на нужные места. Именно он подбросил идею собрать все жидовское отродье Европы, которые приняли участие в захвате власти, хотя, как известно, жиды могут стрелять только из-за угла.

Ленин не дремал. Что он делал, куда исчезал, с кем вел переговоры, таская за собой своего преданного финансиста Ганецкого, толком никто не знал, даже его преданный Кацнельсон.

У своего земляка, слабого премьера, а возможно и предателя национальных интересов Керенского добился освобождения всех заключенных из тюрем, нанял китайцев и венгров, вступил в контакт с латышами и главное запустил агитацию среди немецких и австрийских пленных. Это было очень важно, так как Германия их с радостью вооружила до зубов, и приказала поддержать большевистское восстание. Теперь он только потирал руки, приговаривая, ай-да Володя, ай-да молодец.

Члены ЦК еще больше разжирели, пока на баснословную зарплату. У многих отвисли животы и надулись щеки, а Апфельбаум менял любовниц как перчатки. Никто не испытывал восторга от того, что Ленин окончательно поселился в Петрограде и теперь все они у него под бдительным оком, а это око и смотрит далеко и проникает глубоко, да просвечивает насквозь, чтоб видеть любую соринку. И действительно так. Он теперь не давал им покоя, дезорганизовывал их планы, вмешивался в личную жизнь, покрикивал, грозил пальцем, поливал сочным матом, как помоями из ржавого ведра.

— Любой коммунист принадлежит революции и только революции, — уверял он своих духовных капризничающих соратников, — и у него не может и не должно быть никакой личной жизни, а вы обуржуазились, развели бардак у себя, у вас семьи, любовницы, а этого не должно быть, я за ликвидацию брака как такового. Брак это буржуазное представление, а мы внедряем свободную любовь, и я радуюсь, когда молодежь совокупляется прямо на улице. Завтра собираемся в Мариинском дворце, где незаурядный оратор Керенский произнесет свою последнюю речь в качестве премьера на русской земле.

* * *

Керенский говорил долго и бестолково, словно подражал Ленину.

Ленин сидел в кепке задом наперед, поднимал левую ногу, постреливал, и поглаживал длинные приклеенные усы рыжего цвета, притом все время горбился. И Ленин, и его соратники за немецкие марки достали мандаты и свободно прошли в зал послушать выступление премьера Керенского.

− Я пришел, − сказал Керенский, − в общем, зачем я пришел? А, чтобы призвать вас к бдительности для охраны завоеваний свободы многих поколений, многими жертвами, кровью и жизнью завоеванных свободным русским народом…. В настоящее время элементы русского общества, те группы и партии, которые осмелились поднять руку на свободную волю русского Ивана, угрожая одновременно с этим раскрыть фронт Германии, подлежат немедленно решительной и окончательной ликвидации…путем щекотки то в левую, то в правую пятку. Я требую, чтобы сегодня же Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания.

Окончив свою сумбурную, мало кому понятную речь, Керенский ждал аплодисментов, но вместо аплодисментов раздавались смешки и еврейские лозунги, типа шалом, брат; каждый министр смотрел на него и про себя думал: а я лучше тебя…мурло.

— Именем мировой революции, пошли отсюда, — призвал Ленин, плотнее нахлобучив кепку на лысину.

* * *

Вечером 25 октября в Смольном собрался съезд Советов. Это был пустой исторический съезд, который нарочно игнорировал Ленин. Все ждали именно его, Ленина и больше никого, а он не приходил. Теперь ему этот съезд был до лампочки.

Большевики заполнили зал Смольного, как мокрые овцы загородку, после обильного дождя. Делегаты сидели даже между рядами кресел, а те кому не хватило места, заполнили коридоры, ведущие в зал. Будущие члены ленинского кнессета забрались под стол президиума и в пол голоса пели псалмы из Торы. Все прибыли вовремя, за исключением Ленина: он опаздывал, задерживался, он вот-вот подойдет, думали все. Когда вдруг из последних рядов стал доноситься гул, депутат Дан, самый авторитетный эсеровский иудей, поднимался во весь рост и громко произносил:

— Не волнуйтесь, товарищи, наш главный раввин во-вот появится, и вы увидите не только его рыжий хвост, но и бородку клинышком. Шалом!

— Поцему он не является? — с негодованием спрашивал член клана Круцко-Поцко-Суйко, что устроился под столом президиума, как король. — Не могет такого быть, стобы он не явился на такой ответственный форум-кворум. Кроме того, он долзен назвать дату захвата власти, а съезд Советов утвердить эту дату, тайно, разумеется. А мы захватим.

— Суйко- Пуцку, — прекратить агитацию, иначе расстрел, — грозил апостол Дан.

* * *

Но так как никто не знал, согласована ли дата восстания с членами клана, именуемой Политбюро, то Дан и сам не мог разрешить эту задачу, а выразить сомнение в целесообразности заседания кнессета не решался.