Все дело в том, что соратники Ленина старались отложить дату захвата власти на декабрь, на январь, на март. Все хорошо запомнили свой арест после неудачной попытки захватить власть 3−4 июля. Кроме этого соратники немного обуржуазились. У них была королевская зарплата, какая и во сне не могла присниться царским министрам, у них было шикарное жилье, молодые жены, любовницы и все это невольно переводилось на коммунистический, марксистский лозунг: коммунизм уже достигнут. Зачем этот риск? чтобы потерять все и снова сесть за решетку? Дураков больше нет.
А Ленин нервничал, да так, что нервозное состояние выбило из него желание чего−то добиться от своих соратников. И он махнул рукой и ринулся в смертельный бой в одиночку.
Вот почему он не спешил на съезд.
Были еще и такие делегаты, кто собирался поспорить, выставить свои аргументы. Никто, конечно, и не думал отрицать восстание, захват власти, дураков на этом форуме не было и не могло быть, а вот дату, когда начать выступление, учитывая разгром 4 июля, собирались многие оспаривать, назначать другие даты, но ни в коем случае не в октябре. По крайней мере, трибуну можно атаковать, нести все что угодно, пока Ленин не дрогнет. Он упрямый как осел, никогда никого не слушает, с чужим мнением не считается. Прямо капиталист какой-то.
Но Ленин опаздывал нарочно, а потом и вовсе раздумал являться.
— Наплевать на этих дураков, — сказал он Бронштейну. — Как только прогремят выстрелы Авроры, ты меня накрой своим телом, мало ли что.
— Да я на тебя сяду, а то и насиловать начну, коль ты в женской одежде. Ты мне уже надоел, если честно. Не то баба, не то мужик. Я бы трахнул тебя в задницу, но ты обосранный, вождь народный.
— Мы в подвале, да? а подвал надежный, запасных входов и выходов нет, никто сюда не может ворваться? — не унимался Ленин, дрожа, как осиновый лист.
Делегаты ждали его шесть и более часов. Все были злы, ситуация могла выйти из-под контроля, но ее разрядил депутат Дан.
Около 12 ночи он объявил съезд открытым, путано объясняя, почему, по какой причине нет вождя мировой революции и сам не зная того, что этот съезд Ленина больше не интересовал. Ленин был поглощен предстоящим в эту ночь захватом Зимнего дворца, банков, телеграфа, потчт и тех тюрем, которых не удалось освободить во второй половине октября.
Ленин, в это время, когда Дан произносил эти слова и разводил руками, ублажая делегатов съезда Советов, метался в маленькой комнате в подвале Смольного, как лев, запертый в клетку. Ему нужна была информация о Зимнем дворце. Ее должен был предоставить Троцкий, а Троцкий, вдруг, как в воду канул. Ленин интересовался, как там немецкие дивизии, вступили уже в бой или нет. Только Троцкий мог сообщить важную новость, только Троцкий знал, что делать дальше. Он ждал условного сигнала. И сигнал поступил от…Троцкого. И Кацнельсон появился, не запылился. С улыбкой до ушей.
Владимир Ильич ругался матом, кричал, он готов был всех расстрелять. Он шлепал себя ладонями по коленям, открывал карманы в поисках пистолета, атакуя собственную лысину, лысина отдавала звон и больше ничего.
− Почему до сих пор дворец не взят, почему нет стрельбы?! Матросы перепили, орудия на Авроре не работают, взятие Зимнего срывается. Это предательство. Всем вам придется ответить, Бронштейну в первую очередь и тебе, Янкель, тоже. Предатели! Кобу надо расстрелять, он агент международного империализма.
− Владимир Ильич…
− Что, Владимир Ильич! Ты, Янкель, молчи, я тебе слово не давал. Мне нужен Бронштейн. А вот он, появился, не запылился. Почему Зимний все еще не взят, Лейба?!!! Почему немцы не стреляют, почему спят китайцы, за что я им деньги плачу, прохвосты косоглазые.
− Время не подошло, Владимир Ильич, а все дивизии вокруг города ждут команды, но, похоже, что такой команды давать не придется, ибо сопротивления никакого нет, некому сопротивляться, − спокойно докладывал Троцкий только что вбежавший в подвал.
− Наплевать на время. Я сам − время, ты понимаешь это, Лейба…а…а? А ты не врешь, Троцкий. Именем Торы…
− Матросы обещали дать залп в два часа ночи. Они сейчас заняты опустошением последней бутыли водки, не тревожься, Володя.
− Расстрелять матросов всех до одного,− кричал Ленин и у него впервые пошла пена изо рта.
− Успокойся, я тебя умоляю, − спокойно произнес Бронштейн.
И вдруг раздался, прогремел первый залп крейсера «Аврора». Это был холостой выстрел, тем не менее, где−то наверху стекла в оконных рамах, зазвенели. Пьяные матросы, допив последнюю бутылку, пальнули на десять минут позже. Ленин затрясся весь, обнял Лейбу и попытался засунуть лысину под пиджак.
− Я боюсь, Лейба! накрой меня своим телом, Лейба. Во имя мировой революции. Сейчас пальнут по нам.
− Ложись на спину, − приказал Бронштейн.
Ленин тут же прилег.
− Э, штаны мокрые, − произнес Лейба и поморщился. — А, вонь-то какая! Ты, что еще и обгадился, вождь мировой революции? Янкель, ищи ванную. Вождя надо искупать и белье новое, и костюм не мешало бы.