Читаем Аккрециозия полностью

Повисло неловкое молчание. Звонкое как после хлопка. Затем в комнату вошел Пылаев Юра. При полном параде, в фуражке, застегнутом кителе. Со знаками отличия второго пилота. Они с Можжевелевским переглянулись. Друг другу что-то передали на одном им понятном языке молчания. Юра задержался в дверях, осмотрел всех присутствующих. Затем прошел в полной тишине под треск голографического пламени на кухню. Посмотрел, что в кружке у Вадима. Налил себе чай. После, сделал еще один проход по комнате и уселся в кресло, прямо у стены. Тут он, наконец меня заметил. Встал, пытаясь не пролить чай, улыбнулся, легонько похлопав меня по плечу, спросил:

— Ты как?

— Нормально.

Он удовлетворенно кивнул и вновь уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Тусклый свет блестел в отражении его лакированных ботинок.

Все это время Вадим напряженно оттирал ногтем засохшее пятно со стола. А когда не получалось начинал всматриваться в индикаторы микроволновки.

— Так, что будем делать, товарищи? — спросил Коля, отхлебнув чаю.

— Я слышала, — тихо и вкрадчиво начала Лена. — Слышала, что есть такие аномалии при полете по скольжению….

Пылаев поправил:

— В скольжении.

— Да-да, вот это. В скольжении. Когда что-то нарушается с пространством. Так на одном корабле отсеки внутри поменялись местами. Или вот люди очнулись в других капсулах, не в которых засыпали. Может быть, что-то подобное случилось и тут?

— Ага. А еще на одном, все внутренности корабля смешались, превратившись в фарш. Будто кто-то прошелся миксером.

Вновь послышались всхлипы. Пылаев, с нескрываемым удовольствием отпил еще чаю.

— Это всё байки. — равнодушно сказал Олег. — Не нужно это слушать.

Можжевелевский оживился:

— Да-да-да. Аномалии возможны. Есть различные варианты. Это не байки. Идем на высоких энергиях все-таки. Это да.

Пылаев ритмично покачивал ногой.

— Тогда, наверно, до выяснения причин, — подался он вперед, сжимая крепко кружку. — А это мы сможем сделать только по прибытию, нужно наложить запрет на посещение отсека с Лилией. Каюту опечатать. Никто не ложиться спать в капсулы. И для всех запрет на посещение рубки, а также спускаться в тех. отсеки. Что думаешь, Вадим?

Было видно как Можжевелевский выдохнул. Покончил с пятном на столе, взял в руки свой кофе. Развернулся ко всем. Посмотрел строго на Пылаева, но тот улыбался ему в ответ.

— Нет. — сказал Вадим твердо. — В отсеки не ходить. Для пассажиров, только жилые модули. К отсеку с ней — не ходить. Всем держаться вместе. Друг за другом приглядывать. Мы с Юрием, будем дежурить посменно. Все разбирательства — по прибытию.

С этими словами он могучею тучей ушёл. Коля недовольно фыркнул.

— Мы совсем не хотим знать, что случилось? И просто будем жить с убийцей четыре недели?

— Мы не хотим делать поспешных выводов. — сказал Фадин.

— К тому же, это может быть аномалия. — сказала Лена с серьезным видом.

Пылаев молча закатил глаза и наконец расслабился, развалившись в кресле. Всхлипнула Лида:

— Это не я.

— Мы поняли. — равнодушно сказал Олег.

Коля отвел меня в сторону в глубину коридора ведущего к каютам. Серьезный до смешного, он посмотрел прямо мне в глаза.

— Расскажи мне, что знаешь. Мы должны разобраться.

— Уже. Я пытался, но никто не спешил проснуться и вернуться на место преступления.

— Если мы не выясним это до прилета. То вся работа пойдет прахом. Пыль-зола. Понимаешь?

Я пожал плечами, всматриваясь в его черные, колючие глаза. Затем кивнул.

— Поработаем в библиотеке.

— Верно.

* * *

Как только все согласились с тем, что смерть Лили — это несчастный случай, дело рук аномалии или чего-то подобного. Свет на корабле приглушили. Теперь каждый угол Спички, напоминал уютную квартиру поздним вечером. Когда за окном безлунная летняя ночь, вдали по улице горят фонари, слышно пение птиц и ласковый ветер блуждает в кучерявых кронах.

Всюду горели бра и торшеры, лампы и ленты подсветки. Между ними бегали по полу осторожные огоньки.

А каждого пассажира теперь можно было увидеть издалека, по блуждающему впереди пятну фотосферы.

Гулкими и пустыми оставались погруженные в холод и темноту технические отсеки и оставшиеся жилые модули. Мы будто остались в круге света — границе внутри бездонного чрева корабля. Как мотыльки, притянутые сиянием лампы. Друг у друга под надзором.

Мы с Колей начали проводить много времени в библиотеке пытаясь сосредоточиться на работе.

О один из дней я сидел за монитором, рассматривая фотографии с Митридата. Фотографии почти-таких-же-людей. Или номер пятнадцать-восемьдесят девять по каталогу доступных для изучения рас. Названия им еще не дали. Вернее, вокруг ходили различные варианты, но ни один из них пока не прижился: Люди-заводи, Омуты, Тихие-люди и тому подобное.

У нас было множество данных о них, и при этом ничего конкретного. Фотографии поселений, и их жителей. Зоны расселения и анализ их неумолимой экспансии.

Всё новые и новые поселения возникали дальше от горных хребтов, где впервые они были обнаружены. Горы Ломоносова опоясывающие Митридат, и Урановые горы, тянущиеся с севера на юг и разделяющие самый большой континент на две неравные части.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза