Акт исчезновения

Внутри совсем не так, как я думала. Когда глаза привыкают к солнечному свету, льющемуся в окна, я вижу, что здесь светло и чисто. Икеевский интерьер. Ослепительная белизна стен смягчает изумрудно-зеленые комнатные растения, папоротники и суккуленты, расставленные на книжных полках и низких журнальных столиках. Упорядоченный минимализм нарушают только разбросанная одежда, валяющиеся повсюду потрепанные сценарии и полупустые кофейные стаканчики.

– Знаешь, я вернула машину, потому что «Убер» гораздо удобнее. Парковаться в Лос-Анджелесе – слишком сильный стресс… – Она вздыхает, пока я иду вслед за ней на кухню-столовую.

Она вернула машину вместо Эмили, а никто и глазом не моргнул. Не знаю, что, черт возьми, здесь происходит, но я не уйду, пока не разберусь.

Мы заходим на кухню с оригинальным дизайном в стиле 1960-х – мятно-зеленых тонов, с круглой раковиной, изогнутыми хромированными кранами и отдельно стоящей газовой плитой. Мечта домохозяйки шестидесятых. Очевидно, с тех пор интерьер не обновляли.

Женщина включает чайник и отодвигает от пластикового стола стул, жестом предлагая мне сделать то же самое. Но я этого не делаю.

Она смотрит с любопытством:

– Что-то не так? Ты как будто немного…

Можно сказать все как есть. Или еще немного подыграть и посмотреть, что из этого выйдет. До сих пор есть шанс, что я все неправильно поняла. И тогда получается, что я преследовала и выслеживала эту несчастную женщину, заявила на нее в полицию, а теперь проникла в ее квартиру, чтобы выложить свои бредовые идеи.

– Нет, все нормально, – улыбаюсь я. – Просто смена часовых поясов. – Отодвигаю стул и сажусь напротив. – Как поживает бывший парень со сломанной ногой? – весело интересуюсь у нее, прекрасно зная, что это сплошная выдумка.

Помявшись, она пожимает плечами:

– Думаю, с ним все в порядке. Его уже нет в Лос-Анджелесе.

– Вернулся в Нью-Йорк?

– Да. – Кивок. – А ты из Лондона, так? – Она явно довольна своими познаниями.

– Да. Ты где живешь в Нью-Йорке? – небрежно интересуюсь я, пристально глядя ей в глаза. И она не разочаровывает – отводит взгляд и быстро отвечает:

– Почти в центре. Ты хорошо знаешь Нью-Йорк?

Я качаю головой:

– Не очень. Была там разок.

Чайник с грохотом закипает и со щелчком выключается у женщины за спиной. И тут краем глаза я замечаю кое-что. Пепельницу. Чистую, убранную подальше на полку. Женщина встает, достает кофейник и начинает наливать кофе. Мои глаза обшаривают кухонный стол, столешницы и полки, не находя ни зажигалки, ни сигарет, ни окурков.

– Можно сигарету? – Я произношу это громче, чем собиралась.

– Извини, не курю. – Она так занята кофейником, что отвечает не задумываясь.

Я не успеваю остановиться – у меня вырывается само собой:

– Прости, не хочу показаться грубой, но кто ты?

Женщина поворачивается и в замешательстве смотрит на меня:

– Прости?

– Кто ты такая? – прямо спрашиваю я.

Она округляет глаза.

– Я Эмили. – Растерянно смотрит на меня. Она хочет знать, к чему я клоню и как далеко готова зайти. И даже не интересуется, почему я вообще спрашиваю об этом. На месте Эмили это был бы мой первый вопрос. Но женщина молчит.

– Нет, ты не Эмили, – продолжаю я. – И мы обе это знаем.

Женщина ошарашенно моргает, и мне вдруг приходит в голову, что я веду себя как ненормальная. По выражению ее лица непонятно, то ли она поймана с поличным, то ли просто в ужасе от психопатки на своей кухне.

Но я зашла слишком далеко и уже не остановлюсь:

– Почему ты притворяешься Эмили?

Ее взгляд мечется от меня к двери. Она напугана. Я вижу, как дрожит ее рука, и моя решимость гаснет.

Но когда она оглядывается, в ее глазах волнение, а не страх. Она прикидывает, что делать дальше. В ее взгляде мелькает что-то неуловимое – я чувствую это благодаря многолетнему опыту импровизаций с другими актерами. Такой взгляд говорит: ваш партнер по сцене пытается понять, что вы сделаете дальше и как ему реагировать. И этот едва заметный проблеск убеждает окончательно: я права. Эта женщина не та, за кого себя выдает.

Я использую главный козырь:

– Ты же знаешь, что это я вызывала сюда полицию?

Она теряет уверенность. Она не Эмили. Это точно. Я иду дальше:

– Если ты не расскажешь, что, черт возьми, происходит, я снова вызову полицию, сейчас же…

Ее страх сменяется раздражением.

– Ладно! – Она вдруг швыряет пакет с кофе на стойку. Но меня вгоняет в ступор не столько эта вспышка, сколько внезапная смена акцента – с нью-йоркского на техасский выговор. Господи… Я испуганно отшатываюсь.

– Ладно. Молодец. – Она со злостью вскидывает руки, словно капитулируя. Ее жесты резко изменились, в женщине не осталось даже намека на прежнюю Эмили. – Я не она. Хочешь получить гребаную медаль? Поверить не могу. Ты понимаешь, что ты очень странная? Я сдаюсь. Я сваливаю, понятно? Довольна?

Я пытаюсь разобраться, но у меня нет подсказок, и получается не очень.

– Что, прости?