- Мой наниматель, - добавила Таганцева, и в глазах у неё возникла искра смеха, но не превосходства, а понимания; и это было то единственное, что могло ещё удивить Анина в этом мире, ибо он давно уже довольствовался суррогатом в чувствах и устал ждать настоящего и цельного.
В отличие от Бельчонка, которая последние лет пять бесконечно демонстрировала опыт, Таганцева глядела на него вопросительно и чем-то походила в этом отношении на вечно кланяющегося Базлова. Но Базлов унижался, а здесь всё было по-другому, неизбывно.
- Вот как! - сказал Анин, не упуская в ней ничего: ни внимательных глаз, ни блестящих волосы, ни полного отсутствия самодовольной агрессии, свойственной большинству молодых женщин до того самого момента, как они узнавали в Анине актёра.
Слово 'наниматель' прозвучало для него, как 'любовник'. А с другой стороны, слава богу, не актриса, здраво рассудил он, ибо даже в постели с актрисами надо было разговаривать только о том, какие они гениальные. Взять хотя бы мою жену, подумал он о Бельчонке, но тут же оставил эту тему, ибо давно устал от мысленных споров с женой.
- Я ассистент по актёрам в картине 'История будущего', - добавила Таганцева, заподозрив, что это совсем не то, о чём подумал Анин. - А в свободное время арт-директор фестиваля 'Бегущая по волнам', или наоборот, вначале арт-директор, а потом - ассистент.
Но он сообразил ещё до того, как она закончила фразу.
- Ах! - И пазл к разочарованию Анина сложился окончательно, однако, совсем не так, как он расфантазировался; а расфантазировался он о том, что они пойдут и лягут в постель.
Они были заочно знакомы. Таганцева звонила ему несколько раз в год и приглашала на фестиваль то во Флоренцию, то в Берлин, но Анин так же из года в год вежливо отказывался. Вот откуда я её знаю. У меня и в мыслях не было, что она - вылитая Лазарева, иначе бы я, ни минуты не раздумывая, явился бы на этот чёртов фестиваль с огромнейшим букетом огненных роз. Догадка о том, что в жизни он по большому счёту свалял дурака, овладела им. Нет, не так он себе её представлял, прямее и ровнее, что ли, даже по восходящей, но только не сплошными кругами и не предательством самого себя. А выходило, что я всегда ошибаюсь, отчаялся он; и объяснения этому не было, как не было объяснения всем тем случайностям, которые происходили с ним с тех пор, как он осознал себя как актёр.
- Все мои предложения остались в силе, - сказала Таганцева с такой приятной выдержкой, словно абсолютно не поняла шальных мыслей Анина.
Идиот, покраснел Анин, круглый, неповторимый, и впал в ступор. Он мог думать только о том, что разговор короткий и мордой в грязь. Как правило, женщины так с ним не поступали, а он, подлец, поступал, ибо что это было его защитной реакция от пошлости жизни, от своей известности, будь она трижды проклята; и он точно так же не жалел себе, как не жалел никого из своего окружения, и посему многие его считали грубияном.
- Я вам позвоню, - сжалилась она, оберегая себя тем самым королевским поворотом головы, который так очаровал Митю Борейченкова и Юру Горбунова.
- Да... пожалуйста... - сцепил он зубы, сгорая от стыда и не давая себе никаких поблажек.
- Нет, правда! - вспыхнула она в ответ на его отчаяние. - Мы едва знакомы...
Впервые за много лет он ощутил себя ребёнком и едва не доверился ей, как попу на исповеди. С этого момента между ними возникла та сердечность, которая могла стать прологом нечто большёго.
- Мы знакомы целую вечность, - запротестовал он, цепляясь за прошлое, как за самый надёжный якорь.
- Странно... - призналась она под его косым взглядом, - у меня точно такое же чувство, - и словно ступила на шаткий мостик, от волнения её лицо вспыхнуло и стало таким же пунцовым, как и губы.
- Послушай, - предпринял он ещё одну попытку. - Ты очень похожа на одну женщину, которую я любил, но она... она... - у него не хватило сил договорить, потому что он и так был слишком откровенен.
- Она погибла, - досказала за него Таганцева и повернула голову так, как до безумия нравилось Анину в Светке. - Я знаю. Это моя старшая сестра. У нас только фамилии разные.
Земля разверзлась, Анин упал на дно бездны и понял, что Таганцева должна презирать его и ненавидеть.
- Прощайте, - сказал он, разворачиваясь на каблуках, - мне стыдно.
И пошёл, забыв одежду в гардеробе. Митя Борейченков нагнал его, силой усадил в такси и повёз домой, стараясь не глядеть в его сторону, потому что всю дорогу Анин, не таясь, рыдал взахлеб. С ним случилась истерика, одна из тех редких истерик, которую он мог себе позволить только при Мите Борейченкове.
- Ну ладно тебе, старик, ладно, - успокаивал Митя Борейченков его, - с кем не бывает, - и тыкал в нос фляжкой с коньяком.
- Только ни о чём меня не расспрашивай, - просил Анин, клацая зубами по фляжке, - только ни о чём...
Прошлое застыло, как верстовые столбы; прошлого у него Таганцевой не было; и это убило его.
- Не буду, - обещал Митя Борейченков.
- Я большая скотина! - каялся Анин.
- Да ладно тебе... - успокаивал его Митя Борейченков.
- И она права!