- Какая?.. - качнулся Митя Борейченков всей своей массой. - Обычная. Там в темноте бегает... - размашисто махнул рукой с сигаретой, но лицо у него оставалось абсолютно серьёзным, разве что в глазах плясали чёртики.
За рекой горели огни и слышался шум ночного города.
- Не-е-е, не мог, - не обращая ни на кого внимания, сказал Юра Горбунов. - Он актёр классный, но не псих.
- Не повезло, - сердечно вздохнул Николай Бараско и насмешливо посмотрел на Юру Горбунова.
- Что? - воинственно спросил Юра Горбунов. - Что? У меня зелёные рога выросли?
- Нет, но ты выглядишь, как Шрек-два!
Все радостно заржали, Анин - тоже.
- Пошли вы!.. - взорвался Юра Горбунов.
Николай Бараско страшно деликатно потупил взгляд. Обычно из-за таких мелочей никто не ссорится. Повседневность вредна для актёра, вот Митя Борейченков и выдумывал всякую ерунду, тоже, однако, заводясь, подумал Анин.
- По-твоему, только психи вскрывают себе вены? - агрессивно спросил Митя Борейченков, и лицо у него сделалось дюже философским.
- Не всегда, - исключительно на нём сосредоточился Юра Горбунов.
Желваки у него заиграли, он тоже был горячим, как все мелкие люди.
- Он просто ушёл из жизни тех людей, с которыми ему было плохо, - объяснил Митя Борейченков, на этот раз демонстрируя абсолютно честные глаза, уличить его в лицемерии было невозможно.
- Думаешь? - икнул Юра Горбунов и успокоился.
- Уверен, - подтвердил Митя Борейченков. - Смотри, сколько, - и ещё раз показал на зал.
- И мы такие же? - удивился Юра Горбунов.
- Естественно, - занялся самобичеванием Митя Борейченков, выговаривая каждый звук.
- Я не такой! - отрёкся Юра Горбунов. - Я лучше! Меня Маринка ждёт.
Маринка Яковлева, его жена и примадонна в 'Геликон-опере', души в нём не чаяла, должно быть, поэтому Юра Горбунов был ещё жив.
- Такой же! - со всем пылом души заверил его Митя Борейченков.
- Нет! - простодушно икнул Юра Горбунов.
- Такой же! - задумчиво выпустил облако дыма Митя Борейченков и посмотрел на них, жалких и никчёмных коротышек.
- Можно, я тебя ударю? - жалобно попросил Юра Горбунов.
- Ударь, - наклоняясь, великодушно подставил щеку Митя Борейченков. - Только не больно.
- А у меня аневризма, - вдруг сказал Николай Бараско.
И все уставились на него, как на снежного человека.
- Где? - озадаченно выпрямился Митя Борейченков.
- Здесь, - Бараско постучал себя по лбу.
- Врёшь! - возмутился Юра Горбунов. - Ну, ведь врёшь, сукин сын!
Он словно говорил: ну, я болен, давно и неизлечимо, а ты-то, молодой и красивый; с чего бы вдруг?
- Нет, не вру. Сегодня узнал, - старался глядеть на них честно Бараско, хотя рот у него так и растягивался в ехидной ухмылке, мол, подкузьмил я вас, не ожидали; поэтому обычно ему с первого раза никто не верил, полагая, что он всегда и везде юродствует, даже на мостике боевого корабля, однако, надо было знать Николая Бараско, который до сих пор помнил, кем он был совсем недавно - типичным бомжом, без семьи, без денег, без будущего.
Теперь он навёрстывал упущенное, как петиметр. Последняя жена, актриса 'Современника', похожая на жердь, с пухлыми, гелевыми губами, отсудила у него квартиру в Питере и даже претендовала на самое кровное - гонорары, но с этим у неё ничего не вышло, потому что она никогда не играла с ним ни в одном из фильмов, а хитрый Бараско соответствующим образом оформлял свои договоры, на которых даже стояла её подпись с отказом от претензий. Отныне Николай Бараско снимал квартиру на Валовой и, казалось, в одиночестве был счастлив и даже наслаждался жизнью, пользуясь услугами обычных vip-проституток, не утруждая себя любовью и надеждами. А оно вон как, подумал Анин.
- Не фига себе, - озадачился Митя Борейченков в стиле апарт и озадаченно почесал затылок.
- Так ты же умрёшь?! - неподдельно заволновался Юра Горбунов.
Уж он-то знал, что такое болячки, палаты и капельницы, и думал, что это прилипало только к нему.
- Знаю, - с достоинством ответил Николай Бараско, - может, прямо сейчас, а может, через десять лет.
- И что, ничего нельзя сделать? - ещё пуще заволновался Юра Горбунов.
Он представил, что так же внезапно кончится, хотя жена пичкала его лекарствами, как пичкают антибиотиками рыбу в садке.
- Может, и можно, откуда я знаю! - поскромничал Николай Бараско.
Его актёрское кокетство стало фирменным знаком, с учётом которого делались сценарии, даже партнеров специально подбирали под него - не выше переносицы. И Николаю Бараско, как никому, везло. 'Настало моё время', - говорил он, с оглядкой на жён, ибо не знал, какая из них предаст его раньше, чем опустошит его кошелёк.
- Погоди, тебе, что, ничего не объяснили?! - удивился Юра Горбунов, справедливо полагая, что отечественная медицина никуда не годится, а всё дело в хорошем блате и мздоимстве.
- Может, и объяснили, - вошёл в роль неизлечимо больного Николай Бараско, - только я понял одно: пить нельзя, а волноваться - подавно. Зачем тогда жить?! - и вскинул руку в жесте отчаяния из фильма 'Взволнованный самоубийца'.
И это тоже было кокетством, которое так нравилось зрителю. Его обожали. На него глядели с восторгом - что он ещё выкинет на экране?!