Актёрский роман

- Ну ты даешь... - снова невпопад сказал Митя Борейченков, - слушай, тебе хорошую бабу нужно, чтобы напряжение сняла.

- Бабу?.. - на мгновение озадачился Николай Бараско и наконец-то стал самим собой, то есть без той киношной мишуры, которая пристала к нему как банный лист. - Не-е-е-е, с бабами у меня обычно сплошная проблема, - поморщился он, должно быть, вспомнив все свои семейные коллизии.

- А хочешь, мы тебе прямо здесь её найдём?! - загорелся Митя Борейченков, и глаза у него наполнились диким восторгом.

Он был известным сводником, рука на этот счёт у него была лёгкая, как у цыганской ворожеи.

- Кого? Проблему? - хихикнул Николая Бараско, на мгновение показав редкие, прокуренные зубы.

- Нет, зачем? Обычную бабу! - засмеялся от души Митя Борейченков, заглядывая в чёрное, московское небо и не находя в нём ничего интересного, кроме жёлтой огромной луны.

- Я уже ни на что не годен... - признался Николай Бараско, поникнув головой.

- В смысле?.. - не глядя на него, насмешливо уточнил Митя Борейченков; морда его при этом выразила полнейшее ехидство.

- В смысле психики, - болезненно поморщился Николай Бараско, понимая, что с актерами откровенным быть нельзя, тут же намотают на ус.

И всем стало ясно, что никакой бабы ему, действительно, не нужно, что он устал душой и телом и рад только развесёлой компании, выпивке и людскому шуму в зале.

- Ерунда! - заверил Митя Борейченков. - Вон какой станок пропадает, - и мечтательно поцокал языком, поглядывая в зал.

- Точно! - обрадовался Юра Горбунов, высматривая кого-то за спиной у Анина. - Я её давно приметил. Фигура у неё шикарная... - Юра Горбунов в восхищении покачал головой, явно забыв о Маринке Яковлевой, которая, кстати, не позволяла ему никаких вольностей насчёт доступных и недоступных женщин, дабы он из-за отсутствия брезгливости не притащил в домашнюю постель какой-нибудь заразу. В студенческие годы он был большим гулякой, мог пить три дня кряду с тремя однокурсницами, по очереди затаскивая их в постель, правда, с годами хватка у него ослабла, а вместо неё на лице у него появилась растерянность, он вдруг стал понимать, что жизнь не такая, какой он хотел бы её видеть до конца своих дней.

Анин сделал усилие, чтобы не оглянуться. Не любил он эту вульгарную мужскую жеребятину, предпочитая думать о женщинах романтично и непредвзято, и составлять собственное мнение.

- Хороша... хороша... - мечтательно произнёс Митя Борейченков, - сам бы взялся, но... женат! А для друга ничего не жалко! - и хлопнул тяжёлой рукой Николая Бараско по плечу.

Николай Бараско кисло сморщился, припомнив всех своих жён, которые сосали из него и сосали и высосали все жизненные силы. Юра Горбунов пошло засмеялся, поняв его сомнения; а Анин подумал, что женщина, которую они приметили, наверное, одна из шлюх, которые обычно попадали на такого рода мероприятия непонятно как.

- Ну вас к чёрту! - Анин катастрофически быстро трезвел. - Дураки! - Развернулся, мотнув широкими плечами, и пошёл искать водку.

Хватит с меня разочарований и смертей, думал он, сколько можно! Я устал. Нужна определённость, а не пьяный трёп. Определённость в моём положении - это та соломинка, которая может спасти, или не спасти, как повезёт. Его потянуло на философствование со всеми обидами, которые сопутствовали жизни, и он припомнил их все, скопом, от школы до нынешнего дня, в котором царствовала Алиса.

- Погоди, я с тобой! - кинулся Митя Борейченков.

Но почему-то так и не нагнал его. Зато проходя мимо бара, Анин увидел себя в зеркале и страшно испугался: лысый, старый, с бульдожьими складками под челюстью. 'Эта фигня, которая смотрит на меня, мне страшно не нравится', - заявил он сам себе. Отражение в зеркале не имело никакого отношения к реальности: Анин всегда казался себе выше, красивее, а главное - мужественнее. Настроение упало ниже плинтуса; напьюсь, обречённо решил Анин, напьюсь.

Его остановило только одно: на другой стороне бара Митя Борейченков во главе троицы убалтывал женщину. Мастером он был по этой части, давил на жалость и слезу, ну и на сознательность, конечно. Однако на этот раз он проделывал это не для себя, а для Николая Бараско. Женщина была яркая, как мак, и безумно походила на Светку Лазареву, которая жила в Ялте, только лицо у неё было ещё более юным, не оформившееся, а ноги, как у Светки, стройные, и такая же осиная талия, и шикарная копна блестящих каштановых волос.

Не может быть, суеверно закрыл глаза Анин, вспомнил то, произошло у них со Светкой; и там, в прошлом, всё было прекрасно и естественно, без фальши и надрыва; такое не забывается. Даже с Бельчонком у них было не так красиво, а с Лазаревой было. Теперь-то я разбираюсь, с превосходством над собой, тем прежним, каким я был, глупым и наивным, подумал Анин. Теперь меня на мякине не проведёшь.

С завтрашнего дня начинаю новую жизнь! - решил он. Брошу пить, займусь делом, какие наши годы? Женщин побоку! Напишу сценарий и поставлю фильм! Заодно и Базлова на вшивость проверю, а уже потом точно повешусь на рояльной струне, всё лучше, чем умереть от алкогольного инфаркта.