Актёрский роман

Последнее время у неё появилась привычка шпынять его безжалостно, и он ещё толком не понял, как реагировать. Может быть, поэтому я и приберёг себе берлогу на Балаклавском? - мучился он жалостью к самому себе, пропащему и никудышному; сердце ещё раз сдавило. Всё кончено, думал он. И сладкое чувство восторга наполняло душу: умру назло всем, а тебе в особенности, Бельчонок!

- Обещаю начать работать над сценарием... - терпеливо пробормотал он, сцепив зубы, чтобы она только стала той прекрасной, терпеливой и нежной, которой была когда-то, когда грела его душу.

- Ну слава богу! - всплеснула руками Алиса. - Взялся за ум! И пожалуйста, - вдруг любя поправила на нём шарф и поцеловала в губы, - пьёшь последний день!

Он вспомнил, как увидел её впервые - легкую, воздушную - фею, которую стал называть Бельчонком. С тех пор она научилась искусно загонять его в угол, и как ни странно, он только скрипел зубами, не в силах привыкнуть к роли подкаблучника.

У нас наступил период, когда большинство людей разбегаются по углам, ненавидя друг друга. Юность прошла, планы зрелости не сбылись, любовь растаяла, секс утратил свежесть, впереди десятилетия вымученной жизни, старость и смерть. Перспектива не из приятных, раскинул мыслями Анин и даже не огорчился.

- Честное пионерское! - неловко пообещал он, не веря ни в чью искренность, и подумал в который раз, что зря женился. Надо было сразу после первой неудачного опыта податься не в актёры, а в отшельники, больше толку было бы.

***

Как главу социопатов Анина усадили подальше от президиума.

- Не доверяют, - насмешливо заметил неунывающий Митя Борейченков и весело подмигнул.

Клавдий Сапелкин держал речь. Юра Горбунов, которому из-за широкой спины Мити Борейченкова, ничего не было видно, спросил наивно:

- Когда бухать начнём?!

- Не гони, Шумахер, - промычал Николай Бараско и показал восхищённо пальцем на Сапелкина: - Вот чешет!

Сапелкин, действительно, говорил в том смысле, что следует брать пример с Виктора Коровина, о его твёрдых, как алмаз, принципах, а не размениваться по мелочам, то бишь надо ждать высоких во всех смыслах ролей. Точнее, он сказал: 'Смоктуновских! Только не у каждого та лестница есть!'

Лицемерная скотина, думал Анин, такие долго живут и умирают в окружении алчущих родственников.

- Я и не гоню, - расстроился Горбунов, незаметно опрокинул в себя рюмку и извинился взглядом перед Алисой.

Алиса знала, что после того, как Юру Горбунова уволили из театра Ермоловой, он здорово сдал, сделался мятым, как туалетная бумага, пенсии не хватало, сниматься приглашали всё реже и реже, на пятки наступало молодое поколение. Было отчего запить. Она понимающе улыбнулась и подумала о муже, что он тоже в таком же идиотском положении, но даже не подозревает об этом, хотя вид у него страдальческий: залысины, редкие волосы, глаза пустые. Надо было что-то предпринимать, хотя бы из-за детей, но она всё не решалась, откладывая, как всегда, на потом.

Николай Бараско сказал в характерной для него вкрадчивой манере:

- Всё равно дурак! - И вопросительно оглядел всех, кто сидел рядом за столом.

Все согласились и с облегчением заёрзали. А то сидят, как на насесте, подумала Алиса. Юра Горбунов навёрстывал упущенное:

- За мной жена в пять заедет, - и в нетерпении схватил бутылку.

- Меня, слава богу, никто не ждёт, - заверил Николай Бараско, накладывая себе в тарелку 'шубу с селёдкой', намекая таким образом на свой последний скандальный развод.

Все знали, что Николай Бараско везёт так, как никому ещё в жизни не везло, даже Анину, кризис киноискусства его абсолютно не коснулся, амплуа его ценилось на вес осмия, а жены вешались на него быстрее, чем игрушки на новогодняя ёлку; и животик себе завёл, и деньгами сорил, как сибирский купец. Однако на нём лежала та же печать усталости, что и на Анине, и на Коровине и на Горбунове. Только Митя Борейченков ещё не познал горечь разочарования, был щедр, с широкой русской душой и скор на язык и кулаки, что один раз подвело его в армии, но нет худа без добра - сделался богатым, счастливым и знаменитым.

- Вздрогнули, славяне! - тихо, чтобы не нарушать приличия, пробасил Митя Борейченков.

На них осуждающе зыркнули из президиума. Анин спрятался за соседа, испугавшись, что окончательно попадёт в чёрный список. Он ещё на что-то надеялся. Митя Борейченков заговорщически хихикнул:

- Чуть-чуть по маленькой, - покрутил рукой, едва сдерживая смех, - и курить пойдём.

Анин ждал: к нему вот-вот должны были подойти и сделать предложение. Подходили всегда и везде, отдавливая ноги, особенно на поминках. Однако вот уже и Сапелкин речь толкнул, и выпили крепко три по три раза, и даже Юра Горбунов начал икать, как всегда от избытка водки, но никто так и не примостился рядом, просительно заглядывая в глаза.