В голове почему-то пульсировала мысль: 'Как всё просто!' Он представил себе голого Коровина в ванной, полной крови. Его передёрнуло. Не так он думал о смерти, а как о подлости или коварстве. И только когда выпил, до него дошло - нет больше Витьки Коровина! Нет, и всё! А если бы я ему перезвонил? Если бы уговорил, если бы ещё раз слово дал поговорить с Арбузовым? - гадал Анин. Крутанул бы меня, подлец, в два счёта, знаю я его. Он ещё в ресторане принял решение, потому и куролесил. Сжигал за собой мосты. И Анин вспомнил ещё об одном друге по институту, Иване Резникове, который после дачного сезона сам диагностировал себе саркому, а московские светила даже консультировали его бесплатно, настолько она была редкой формы. Все началось с пятен на ногах. Как всё просто.
Глава 4
Женщина-мак
Падал редкий снег. Каркали голодные вороны. Анин поёживался, его знобило, словно подкрадывался грипп; хотелось очутиться дома, на любимом диване и обо всём забыть.
Краем глаза он видел изящную руку жены в кожаной перчатке и рукав шубы. Бельчонок пилила с утра, и поэтому на душе скребли кошки.
Витьке будет спокойно, глупо подумал он, глядя на припорошенную снегом землю, тихую и сонную, казалось, не имеющую к происходящему никакого отношения. Но главное было не в этом.
- Какой-то ты зелёный, - сонно заметил Клавдий Сапелкин. - Здесь тебя в комиссию назначили.
- Какую? - покосился Анин.
- Общественную, - через губу обмолвился Клавдий Сапелкин. - Говорить будешь?
Хорошо, что не ты главный, неприязненно подумал Анин и оглянулся: на них, в полный рост, не мигая, смотрел Влад Галкин. Наверное, он теперь знает больше, чем все мы вместе взятые, суеверно подумал Анин.
- Скажу пару слов, - он потоптался, стараясь не глядеть туда, где лежал Коровин.
Гроб открыли для прощания.
- Товарищи... - сказал Анин, - я, как и все вы, друг Виктора...
Его тошнило. Молоко не помогло. В душе стоял комок. Надо было выпить коньячка, как предлагал пошляк и циник Митя Борейченков, но душа не принимала.
- Товарищи, - повторил Анин, - все мы его любили, и все мы будем там... - Анин поднял глаза на Коровина: Коровин был белее снега, даже усы поседели - Я, наверное, раньше всех вас... - вырвалось невольно.
Клавдий Сапелкин неодобрительно покосился, мол, нечего тоску нагонять. А Митя Борейченков шевельнулся всей своей массой:
- Сплю-ю-нь!
Герта Воронцова, стоящая по другую сторону гроба, от удивления вытаращила глаза. Она привыкла, что женщины его не понимали, а мужчины неизменно - в восторге, но никогда не видела таким беззащитным, даже в постели, поэтому считала себя ангелом-хранителем Анина, подпуская к нему только тех, кто был безобиден; вот только с Алисой Белкиной промахнулась, злорадно думал Анин, совершенно не жалея Воронцову, которая была преданней собаки.
Мать Коровина, замученная жизнью, тоскливо заголосила:
- А-а-а-а...
На сосне каркнул ворон, словно подсказывая то, о чём думали все, то бишь о бренности и вечности, а не о человеческой душе.
- Не потому что я какой-то особенный, а потому что мы с Витькой похожи, - продолжил Анин, когда мать Коровина смолкла, чтобы набрать воздуха. - Ему, как и мне, требовалось совсем немного, нашего внимания. Больше ничего. Ни денег, ни славы, только нашего внимания. И в этом всё величие настоящего актёра! Слава Виктору Коровину!
- Хорошо, - оценил, стоящий слева от Анина, болезненный Юра Горбунов. - Я бы добавил: - Прости нас, Витя Коровин!
На какое-то мгновение смерть Коровина всех объединили; профессиональные распри были забыты. Клавдий Сапелкин незаметно промокнул глаза. Герта Воронцова понимающе кивнула. Николай Бараско, который смолоду хлебнул от невзгод актёрской профессии, показал большой палец, мол, уважаю! Митя Борейченков сунул Анину фляжку. Анин отступил в толпу, глотнул. Ему полегчало. По лицу катились то ли слёзы, то ли талый снег; душу сжала ледяная рука. Анин ещё раз приложился.
- Ну хватит! - Алиса вырвала фляжку, одарив Митю Борейченкова гневным взглядом.
Она его не любила, потому что он мог выпить немерено, и Анин приползал от него мертвым.
- Я бы так не смог, - нервно сказал Анин, прощая ей за святое то, что не простил бы никому другому.
- Что? - не поняла Алиса. - Стать неудачником? - саркастически уточнила она.
Рыжий локон мило выбился из-под чёрной шали и напоминал о недавней счастливом поре их влюбленности, однако, серые глаза глядели сосредоточенно, словно решали проблему мироздания, и не сулили в будущем ничего хорошего.
- Почему сразу 'неудачником'?! - вспыхнул он, чувствуя, что за последние три дня что-то изменилось в худшую сторону. - Почему?! Зарезать себя!
Алиса осуждающе постучала себя по лбу, мол, нашёл о чём талдычить на похоронах, и в свете его недавней провинности ядовито пообещала, чтобы испугать:
- Ты кончишь не лучше!