К его счастью, когда он снова открыл глаза, ничего не изменилось, и это была по-прежнему она - Котя, как он любовно звал Светлану Лазареву; в детстве у него была кошка по кличке Катерина; и Митя Борейченков в свойственной ему неотразимой манере обольщения, гнул и гнул своё, кивая на Бараско, мол, дюже талантлив, лучше не найти, он и спляшет, и споёт, и денег у него куры не клюют, а щедр - не знаю, как! В общем, покупали, как барышники, разве что в рот не заглядывали. Анину стало почти физически дурно. Он понял, что на его глазах растаптывают то светлое и неповторимое, что он испытывал к Лазаревой.
- Котя! - воскликнул он неожиданно для самого себя.
Женщина-мак оглянулась, как оглянулась бы Светлана из того прошлого, в котором осталась. Давнее чувство вины всплыло в Анине, и он застыл, как соляной столб.
Все четверо тоже уставились на него, как на круглого, неповторимого идиота, который способен всё испортить одним махом. Митя Борейченков, ехидно улыбаясь, крикнул:
- Паша... ау! - и помахал ручкой, мол, у тебя все дома в такой ответственный момент?
Анин заставил себя сдвинуться с места. Ноги были каменными. Казалось, он тащит пудовые гири через пустыню Гоби, и путь, ой, как далёк, но до цели, не сводя глаз с Лазаревой, всё-таки добрался как раз вовремя, чтобы друзья не успели опомниться.
- Так, мужики... - рыбкой поднырнул под локоть Мите Борейченкову и смело отпихнул его животом, - у меня с дамой свидание. Так ведь? - покосился, как гусар на лошадь.
- Так, - засмеялась женщина-мак.
И его удивило, что она абсолютно беззащитна, даже со своими яркими губами, призванными поставить барьер перед любым мужчиной; и в этом она тоже походила на Светку. Сердце у Анина дрогнуло: в этот момент её карие, бессовестные глаза, как у Светки, казалось, сделали с ним то, что не могла сделать жена целых пятнадцать лет, и Анин чуть-чуть отпустил вожжи. Насколько он не доверял никому, настолько же был осторожен, а здесь, на тебе, не удержался и отпустил. Опыт говорил ему, что всё ложь и неправда, что на романтиках воду возят с понуканием, однако, ничего поделать с собой уже не мог, отпустил так отпусти, и его понесли чувства.
Первым опомнился Митя Борейченков и, вытаращив глаза на Анина, всё понял: не надо будить зверя, это плохо кончается. Непонятно, почему Анин так поступил, ну да бог с ним, неважно. Однажды на даче они схлестнулись, причём из-за какой-то ерунды, о которой тут же забыли, досталось, как ни странно, ему, то бишь Мите Борейченкову, потому что он берёг Анина, не дюже махался, поэтому сейчас попытался сгладить ситуацию, памятуя о том, что у Анина кризис.
- Мы уходим, - миролюбиво сказал, - хотя это неправильно!
- Чего неправильно?! - грубовато уточнил Анин, невольно сжимая кулаки, и глаза у него заблестели, как у шального.
Минуту назад он мечтал повеситься на рояльной струне, а сейчас жизнь вывернула неожиданное коленце, и появилась глупая надежда, в которую Анин не верил последние лет двадцать, как не верил ни одному режиссёру, потому что нет хуже играть чужой опыт. Не уживался он с этим чувством; съемочную площадку делил, но не уживался, потому что в редкие моменты чужой опыт совпадал с его личным опытом, и от этого оскудеваешь, выхолащиваешься и становишься похожим на мёртвый, осенний лист.
- Люблю тебя, мерзавец! - обнял его Митя Борейченков с блаженным выражением на лице и, подхватив Николая Бараско под руку, утащил его, упирающегося, на другой конец бара, пообещав: - Я тебе лучше виски куплю!
Юра Горбунов ничего не понял и, жалко улыбаясь, поплёлся следом, вопросительно оглядываясь на Анина и незнакомку.
- Идите, идите! - нервно крикнул Анин и повернулся к ней, помолчал, набычившись, и сказал, как только один он умел: - Котя, я искал тебя сто лет!
Никому так не говорил давным-давно, даже Бельчонку, потому что Бельчонок перестала реагировать на его слова и сделалась почти чужой, и в этом Анин не был виноват; в этом было виновато время и то, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они живут бок о бок целых пятнадцать лет.
- Женя, - поправила его женщина-мак с улыбкой.
- Светка, - произнёс он с тоской, понимая, что с этого момента она навсегда покидает его.
В памяти всплыло то последнее, что он запомнил перед кровавой вспышкой: её безумно прекрасный, просто королевский поворот головы. Сюрреалистичность происходящего только обострила чувства. Он словно забыл, что прошло столько лет; и жизнь обманула его в очередной раз.
- Ж-е-н-я... - сделала она скидку на его пьяное состояние и тряхнула головой так, что тёмная прядь упала ей на лицо, и от этого оно сделалось ещё ярче и коварнее.
- Женя, - попробовал он на вкус, ещё не доверяя ни слуху, ни ощущениям.
- Да, - подтвердила она, повернув голову совсем, как Светка, по-королевски, с надменной красотой, - Евгения Таганцева, консультант Сапелкина.
- Опять этот Сапелкин! - нашёл причину вскипеть Анин и невольно глянул туда, где сидел Сапелкин.
Клавдий Юрьевич толкал очередную речь, но так как его уже никто не слушал, то доверился кулуарной своре.