Актеры затонувшего театра

— Да-да, — ответила его жена. — Слишком много впечатлений за последнее время. Мы с Сережей, вообще, впервые заграницу увидели.

Иртеньевы направились к выходу.

— Артема прихватите, — попросил их Волков. — А то его развезло ни с того ни с сего. Никогда его таким не видел.

Сергей подхватил друга за талию, приподнял его, Алиса взяла Киреева под руку.

— Пойдем.

— Что вы со мной как с маленьким? — вдруг очнулся Артем. — Сам дойду как-нибудь!

Втроем они направились к выходу. Тут же поднялся Ручьев.

— Пойду им открою. А то вдруг Киреев ключи в каюте оставил или потерял. Мы же с ним вместе едем.

Он поспешил следом за молодыми артистами. В дверях обернулся и крикнул:

— Пожалуй, что уже не вернусь. Лягу спать, а то уже пять часов утра. Счастливо оставаться, алкоголики.

— Как пять часов? — удивился Козленков. — А мы еще и песен не пели.

— Пели, — успокоила его Вера и напомнила: — Посылает судьба испытанья только тем, кто достоин любви.

Алексей Дмитриевич покивал, после чего поднялся.

— Ну, раз у вас больше ничего нет, то я, пожалуй, тоже пойду.

Он поднялся, но не уходил, стоял и смотрел на Волкова, а тот смотрел на него снизу вверх.

— Ты что-то хочешь? — наконец обратился к другу Федор Андреевич.

— Конечно, хочу. Хочу, чтобы ты не делал глупости. Седьмой десяток тебе — не забывай.

— Ладно, — произнес, поднимаясь, Волков. — Вместе пойдем, старый ревнивец.

Козленков довольный отправился к выходу.

— Оставайтесь, — шепнула Вера народному артисту. — Разговор есть.

Федор Андреевич напрягся, посмотрел в спину уходящему другу и шепотом поинтересовался:

— Важный разговор будет?

— Более чем.

— Ну, ладно, останусь, — согласился Волков. — Раз уж мы с вами здесь самые стойкие, посидим еще немного.

Он опустился на стул, с которого только что поднялся.

— Федя! — раздался крик Козленкова, который замер в дверях. — Не делай глупостей! Тебе уже шестьдесят три и у тебя тромбофлебит.

Волков в ответ махнул рукой и крикнул:

— Проваливай, завистник!

Козленков погрозил пальцем и ушел.

— Хорошо выглядите, Федор Андреевич, — сделала комплимент Вера. — Но я вас задержала не для того, чтобы продолжать веселье. Как раз наоборот. Хочу сообщить пренеприятное известие… Простите, но хочу на полном серьезе поделиться с вами новостью трагической и крайне неприятной.

— Умер, что ли, кто?

Вера кивнула.

— Да. Человека убили.

Волков молчал, но на лице его не отражалось никаких эмоций, как будто он ждал именно такого известия.

В этот момент запиликала рация. Вера отошла в сторону и нажала на кнопку.

— Вера Николаевна, — прозвучал голос капитана. — Я сообщил в порт прибытия. Потом со мной связались из службы безопасности порта, я сообщил им вашу фамилию. И только что мне подтвердили ваши полномочия… Вы слышите меня, Вера Николаевна?

— Прекрасно слышу. Еще вопросы ко мне есть?

— С телом что делать? Может, в ресторанную морозильную камеру положить?

— Чуть позже свяжусь с вами, но думаю, что осталось немного идти — чуть больше суток, так что с телом ничего не случится.

— Если что, я могу увеличить ход на пяток узлов.

— Решайте сами, вы капитан. А я пока займусь своим делом.

— Тогда отбой! — закончил разговор капитан Шкалик.

Вера вернулась к столу и посмотрела на Волкова, который слышал весь разговор.

— Скаудера убили? — спросил Федор Андреевич.

— Почему вы так подумали?

Волков пожал плечами:

— А кого ж еще? Его же никто не любит, даже Стасик Холмский. Но Стасик — несчастный, одинокий парнишка, у которого съехала крыша от одиночества. А Гибель Эскадры этим пользуется, гад. Он — никакой не гений. Не скажу, что полный бездарь, но… Так это его убили?

Вера покачала головой.

— Жив и здоров ваш Скаудер, я надеюсь. Так что успокойтесь.

— Тогда кого убили? Гилберт, разумеется, подлец еще тот. Гадостей театру сделал много, репертуар поломал. От того, как мы предстаем на сцене, нас самих тошнит, но народ валом валит: в фойе трех бронзовых, простите за откровенность, лесбиянок установили… Так теперь всяк входящий их за бронзовые сиськи хватает и по ягодицам хлопает. Это что, по-вашему, храм искусства?

Федор Андреевич замолчал, заглянул в глаза своей собеседнице.

— Кого же тогда грохнули, если не Гилберта? Наших-то вроде не за что? Неужели самого?

Волков поднял глаза к потолку, а потом показал на потолок пальцем.

— Не надо гадать, — покачала головой Вера. — В своей каюте обнаружена убитой Элеонора Робертовна Герберова.

Волков оторопел.

— Вот это сюжетный поворот! И ведь если кто из наших видел убийцу, то никогда его не сдаст. Уверяю вас в этом! По крайней мере, я сам никогда не сдал бы. Не скажу, что расцеловал бы убийцу, но не выдал бы следствию. Как хоть ее порешили? Простите меня за любопытство.

— Ножом. Тем самым, который приобрел ваш друг Козленков в Осло. У меня были сомнения до тех пор, пока я не вернулась сюда. Но я для того и пришла, чтобы убедиться, что ножа здесь нет. Нож валялся вон там, где мы с Софьиным сидели. Сейчас его там нет и на столах не видно тоже, следовательно, кто-то поднял оружие, чтобы воспользоваться. Вы случайно не видели? Как это было проделано или как кто-то держал этот нож в руке?..