И все ж старик-завхоз был профессионалом — оценив ситуацию на раз, не стал задавать никаких вопросов, а просто велел Марику заменить меня под рукой Любы и продвигаться бегом дальше в госпиталь.
Фотограф наш тоже оказался парнем нормальным, и чего-то если не слышал, то соображал отлично. И, чего уж я точно от него не ожидал, оказался довольно сильным. Он отстранил меня и подхватил женщину, а потом они вместе с Василием, считай, уже понесли ее на себе.
Я ж продвигался вперед чисто на упрямстве. Меня кидало из стороны в сторону, тучами на глаза «лезли» черные мухи, а в ушах стоял какой-то шум, хотя я понимал еще прекрасно, что в спящей слободе стоит тишина.
Марк опасливо косился на меня. И я, боясь отвлекать его, старался идти ровно, хотя голова кружилась нещадно и дорога виляла передо мной.
Но на подходе к госпиталю я поднапрягся и поднялся по его ступеням первым. А уже наверху, обернувшись, понял, что недаром старался — там, внизу, буквально перед самой лестницей, Люба уже валилась совсем, выскальзывая из скользких окровавленных рук поддерживающих ее мужчин. Так что, пришлось мне сделать еще одно усилие над собой и добрести до двери.
На звуки ударов моего кулака из госпиталя выскочила рассерженная санитарка. Уж не знаю, хотела ли она, как и Василий, в первый момент отчитать меня, но в вырвавшемся вместе с ней из проема свете, увидела перед собой мужика, перемазанного красным, и открытый было рот захлопнула, а потом и вытаращилась, меняя выражение глаз с раздраженного на испуганное.
— Не стойте, там внизу раненная, — сказал я ей.
Та кинула взгляд за мое плечо, увидела там троих и тоже всех в крови, благо на открытом месте было видно почти как днем, а потом, открыла дверь пошире и зычно крикнула внутрь:
— Ко мне, здесь раненые! — а сама побежала вниз.
Не понял как-то, санитарка тоже с первого взгляда признала Любу, или просто рассмотрела женщину и решила, что ей помощь нужней, но на меня она больше и не глянула. Впрочем, меня это устраивало. Поскольку при всей моей дремучести в медицинских делах, я понимал, что ранение в живот всяко опасней, чем в руку.
А сам, чувствуя дрожь в ногах, прислонился к стене, чуть сбоку от створок. И хорошо, потому, что продолжи стоять я у дверей, то несколько женщин, вылетевших из нее минутой позже, снесли бы меня точно.
Вот только одна из них оказалась Марфушей. А потому укрыться мне не удалось даже в тени стены. Стоило ей обежать взглядом «поле боя» и наткнуться на меня, как она, махнув рукой остальным, сама занялась мною.
Похоже, Марфа как-то поняла, что на мне тоже кровь, хотя вроде и одежда была темной, да и здесь, под портиком темнотища, хоть выколи глаз, была. Возможно, она разглядела мое лицо, на котором удерживать выражение безмятежной уверенности, сил у меня просто уже не хватило. Не знаю. Но она принялась ощупывать и я, боясь, что она сейчас влезет пальцами в рану, честно сразу признал:
— Рука.
— Рука… нога… два часа не прошло, как был ты Коля жив и здоров… а что нынче? — бубнила зло Марфа, все же аккуратно трогая мою грудь и живот, где видно обнаружила сырую рубашку.
И вроде она пыталась ругаться, но голос ее дрожал и прерывался, выдавая испуг.
— Там Любина кровь, наверное… — подсказал я.
— Так это нашу драную кошку там осматривает Маркелыч? — уточнила Марфуша, покосившись на возню перед ступенями уж, наверное, восьми человек.
В этот момент две женщины в белых фартуках отделились от той группы и побежали бегом в корпус. А буквально через минуту, они же, выскочили из дверей, теперь неся носилки.
А до меня постепенно доходило, что запал упрямства на исходе и ноги начинают дрожать так, что удержать себя на них уже не получается. А потом и лицо Марфуши куда-то поплыло, да и слов ее я не слышал почему-то тоже…
Глава 15
В ноздри ввинтился едкий запах и, просверлив дыру до самого мозга, заставил осознать себя.
Сил открыть глаза, впрочем, не нашлось, но вот понять, что рядом разговаривает несколько человек, получилось. Хотя из-за шума в ушах разобрать слова я не мог, а потому, речь их так и осталась для меня бессмысленной.
Тут мне сунули в нос опять этой вонючкой и я попытался запротестовать. Но вот шум в голове от очередного штыря преобразился просто в шорох, и я вдруг понял, о чем говорят рядом.
— Он приходит в себя, Алына Андрэвна, — мужской голос произнес это, казалось, прямо надо мной.
Напрягся и отрыл глаза. Уж не знаю, как на самом деле это получилось, но видел я едва-едва. Впрочем, усталое лицо с седоватой щетиной и тяжелым носом мне разглядеть удалось неплохо. Геворг Ашотович, признал я говорившего.
— Коленька, ты слышишь меня, — тут же мужское лицо сменилось на женское, родное.
— Он если и слышит, то не сможет ответить, вы же знаете. Да и вряд ли он сейчас что-то осознаёт, — пояснил Геворг Ашотович моей невестке.
«— Не мужик, ты не прав», — очень захотелось ответить и опровергнуть его слова о моей невменяемости, но вот в первой части своего заявления он оказался, к сожалению, прав — ни губ разомкнуть, ни глаза пошире открыть, ни тем более голову повернуть, я не мог совершенно.