Акциденция

А нужное подворье оказалось последним по улице — за ним я следующего дома не увидел, а вот буйные заросли молодого березняка, даже в темноте проступали заметно. Алина спустилась с подводы и прошла в калитку. Собака, что так же, как и остальные остервенело лаяла, когда мы подъезжали, стоило невестке дойти до крыльца, сменила гнев на милость и принялась радостно повизгивать. Знать признала ее.

А потом пес и вовсе унялся, так что скрип открываемой двери я расслышал прекрасно, затем зазвучали тихие голоса… приблизились к нам. И вот уже Алина говорит кому-то:

— Вот, Алена Агаповна, брат моего мужа, Коля.

Глядишь ты, Алена Агаповна она… была когда-то Аленушкой чей поди, а стала… нет, не Бабой Ягой. Старушка, что теперь с интересом разглядывала меня, как некую диковинку, была вся какая-то благообразная — светленькая, маленькая, с добрыми глазами в лучистых морщинках вокруг.

— Ну что, понесли в дом? — с другого края телеги подошла Марфа.

— Давайте, я вперед пройду, дверь подопру и пока кровать перестелю, — ответила ей Агапиха… хотя так ее называть у меня, наверное, и язык-то не повернется — это грубое прозвище бабульке точне не подходило.

Алина потянула носилки на себя… которые оказывается, так и были все время подо мной, а Марфа подхватила ловко второй их конец. Они развернулись и понесли меня вперед головой… ну, правильно… ногами-то пока рано…

Мне была видна Алина, от тяжести носилок, на руках ее по белой прозрачной коже проступили темные ветвистые вены.

— Тяжело ж вам… — прохрипел я, приподнимая голову, но понятно, что помочь им, ни чем не мог.

Вот и Марфа это понимала, а потому пробурчала над моей головой:

— Вот и не надо было лазить за этой драной кошкой, так и ходил бы сейчас своими ногами, а мы б не корячились над тобой!

— Марфа! — одернула ее Алина, — Не стоит.

Та возмущенно посопела, но решила не возражать.

Они подняли меня по невысокому крыльцу, пронесли через сени и немного неловко протащили в дом, застряв пару раз в проеме. Потом, возле самой кровати положили прямо на носилках на пол.

— Ну, а теперь Коля, потерпи, — объявила мне Марфуша и подхватила под мышки.

Алина была опять с ног, бабулька поддерживала под спину и вот таким макаром они меня все же затолкали на постель. Не знаю, но кроме жуткой неловкости, ничего плохого я не испытал. Рука болела терпимо, ногу не чувствовал совсем, но полная слабость не позволила мне даже держать тело, так что, весь момент на руках у женщин, я проболтался как кишка.

Но все же, я видимо устал и как вырубился, даже не заметил.

А когда открыл глаза, за окном стоял белый день, и в избе никого не было. Я повернул голову, чтоб осмотреть дом и с моей головы свалилась какая-то влажная тряпка. Видно нагретая от меня, она совсем не ощущалась, но съехав под щеку, стала сразу остывать и мокрота ее неприятно захолодила. Я попытался убрать тряпку, но рука моя едва приподнялась, а вот тянуться вверх совсем не захотела. И, соображая при этом неплохо, я мог только пожалеть себя.

Так и лежал дальше, терпеливо снося неприятную влажность под щекой, в надежде, что вскоре кто-то объявится все-таки. И ничего не оставалось мне, как отвлекаться от этого неудобства, разглядывая единственную комнату.

Ничего в ней необычного не было — простой деревенский, далеко не самый богатый дом. Ситцевые занавески на окнах, буфет, стол под скатертью и, конечно, в положенном углу образа. Хотя, вот они-то обычными не выглядели — темные, с малоразличимыми ликами, притягивающие взгляд. Да и много их было — под вышитыми шторками в два этажа стояли рядами и маленькие, с женскую ладонь, и довольно большие. Как положено, лампадка горела подле них.

Тут скрипнула дверь и в комнату споро вошла старушка.

— Проснулся милой? Вот и хорошо, кушать щас будем, — как-то по-свойски, будто знала меня всегда, легко и просто заговорила она со мною, — Меня, Коль, Аленой Агаповной кличуть, можно просто тетей Аленой звать.

— Я помню, при памяти был.

— Вот и хорошо, что при памяти — значит и не так плох, как боялась Алинушка, — произнося это, она, невысокая и сухонькая, ловко приподняла меня, тяжелого крупного мужчину, и подтолкнула под спину еще одну подушку. Чувствовалась, что ухаживать за больными дело для нее привычное.

Потом приставила к кровати стул и взяла со стола принесенную металлическую миску и, присев ближе, поднесла ложку к моему лицу. Я со вздохом открыл рот.

Вот не думал совсем, когда меня комиссовали, что мне придется еще раз через такое пройти — лежать немощным бревном и, чтоб меня кормили.

— А вы Алину нашу знаете давно? — между делом я завел разговор.

— Давно… как в слободу девочкой приехала, так вскоре и познакомил нас Маркелыч. Он то сам из старых дохтуров, помнит еще те времена, когда, считай, и лекарствоф почти не было. Теми ж травками и лечились все. Так он еще у матушки моей настоечки и примочки начинал пользовать. А Алинушка девочка хорошая — умная, добрая, понятие имеет… да и я не колдовка какая-то, а простая травница, так что и дохтурам со мной знаться не зазорно.