Актуальный архив. Теория и практика политических игр.

В своем пророческом бреду шекспировская Офелия говорит: «Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать». В этом знании и в этом незнании — боль, отчаяние, надежда оппозиционного движения. Эту боль, это отчаяние и эту надежду нельзя сводить только к системе уравнений, и я прекрасно понимаю это, предлагая не один доклад, а серию докладов в различных жанрах, именуемую «Уроками октября». Я не отделяю себя от оппозиции и не пытаюсь встать над схваткой. Но я понимаю, что только дав беспощадные ответы на вопрос «Кто мы такие?», мы можем чем-нибудь стать. Главная задача наших оппонентов, как я уже подчеркивал, не дать ни воскреснуть, ни умереть — и, может быть, для того и не дать пока (я подчеркиваю, именно пока) умереть, чтобы не было шансов воскреснуть. Либо сейчас смерть и потом воскресение — либо смерть завтра, но без воскресения потом. Да, именно смерть будет потом, если продолжится сегодня оппозиционный сон разума. Но тогда та смерть — вместе с отчаянием и неверием — будет уже смертью без воскресения, навсегда. Тогда про нас скажут словами Данте: «Их память на земле невоскресима; От них и суд, и милость отошли. Они не стоят слов: взгляни — и мимо!» Чтобы избежать этого в будущем, надо в настоящем быть беспощадными к себе. Такая беспощадная требовательность любви свойственна всем движениям, имеющим волю к жизни, волю к победе, и я адресуюсь только к тем, кто обладает подобной волей. Мало умения анализировать ситуацию и раскладывать ее по полочкам. Нужно и умение пережить ее целостно на уровне чувств. Третий блок данной работы обращен к этому политическому чувству и выдержан в соответствующем жанре.

Алгеброй, конечно, гармонию поверить нельзя. И политика не сводится к числам. Хотя и без них она невозможна. Но можно и должно предъявить еще и политико-этический, политико-эстетический и даже политико-религиозный счет к произошедшему. И это не будет уходом от реальности, напротив. Трагедия оппозиционного движения в том, что у него, этого творения проигравшей номенклатуры, нет своего антропоса, своей модели человека, своего четко выявленного, политико-культурологического, идеального измерения. А нет ничего более прагматичного, нежели взращивание, выращивание, продуманное культивирование, а иногда и, не побоюсь этого слова, строительство этого высшего смыслового блока в механизме (или в структуре), ведущем многоуровневую политическую борьбу за право сохранения и укрепления, развития и выявления исторических и метаисторических констант своей цивилизации, своего народа, своей культуры. Этот высший (по видимости непрагматический) блок обладает огромной и именно практической значимостью!

И не надо ссылаться на политический здравый смысл, противопоставляя его высоким измерениям, в деле борьбы за спасение страны и народа. Не будет высоких измерений — все превратится в мышиную возню, в грязь, в зловонную клоаку тупого и самодовольного политиканства. Внутри этой клоаки есть свои правила игры, освоить которые, даже при всем желании, гордящиеся своим прагматизмом оппозиционные деятели не смогут десятилетиями. Втащив их в это пространство, их либо уничтожат, либо превратят в безропотных «шестерок» чужой игры.

Это прекрасно понимают наши противники. Поэтому, всмотревшись в числа и пережив их в предшествующем блоке, давайте на простом, понятном любому языке чувства и разума предъявим счет к произошедшему, начиная, как это и подобает не потерявшим мужество людям, не с других, а с себя.

Чего же все-таки мы хотим?

События последних месяцев предполагают все большую требовательность оппозиции к самой себе. Вопрос: «Чего вы хотите?» встает все с большей остротой наравне с вопросом: «Что же вы можете?» Есть и третий вопрос: «Кто вы?»

Вопрос первый.

Чингис-ханы — или Дмитрии Пожарские?