Акты отчаяния

Две пожилые дамы покровительственно улыбнулись нам, когда мы проходили мимо них. Женская половина дорого одетой и тщательно ухоженной пары посмотрела на нас с неопределенным выражением. Я раскраснелась, голова у меня кружилась от гордости: у нас все по-настоящему, наши проблемы неважны и говорят лишь о том, что мы живем полной и настоящей жизнью.

Киран проводил меня до набережной Иден, и мы остановились в тени банковских зданий, тянущихся вдоль реки. Он взял мои ладони в свои, поцеловал мои уши и согрел их теплым дыханием. Когда подошел автобус, он достал из сумки маленькую голубую коробочку и протянул мне.

– Вот твой подарок, – сказал он, наклонился и, по-кошачьи потершись мягкой щекой о мою щеку, поцеловал меня в лоб. – Я люблю тебя.

Меня наполнил глубокий покой – значит, я не сошла с ума. Мы посмотрели друг на друга, снова поцеловались, посмеялись над серьезными лицами друг друга и в последний раз обнялись.

Я забралась в автобус и нашла место подальше от других пассажиров. Мне хотелось побыть одной и разобраться в своих чувствах, детально изучить их одно за другим. Я не удержалась и открыла коробочку. Внутри оказался сложенный листок бумаги с надписью:

Счастливого Рождества. Ты прекрасная женщина, и я люблю тебя.

Под запиской лежала изящная антикварная брошь из янтаря. Я сжала ее в ладони и зажмурилась. Мне показалось, что камень излучает тепло и бьется, как живой. Три часа спустя, когда мы въехали в Уотерфорд, я еще держала брошь в руке и, как всегда при виде приближающихся огней родного города, на глаза навернулись слезы.

2019, Афины

На прошлой неделе я читала книгу и пила кофе в кафе в ожидании своего поезда. Был ясный вечер, солнце только что зашло, когда внезапно налетела сильнейшая гроза. Официанты пересадили нас всех под большую маркизу в глубине террасы, подальше от дождя. Я, какая-то деловая дама лет пятидесяти и два равнодушных пожилых мужчины сидели и смотрели на грозу. При каждом всполохе деловая дама испуганно подносила ладонь к густо накрашенному красному рту. Я с ленивым интересом наблюдала за ней и за вспышками молний, когда в кафе вбежала смеющаяся молодая пара с младенцем в коляске.

Они были очень красивые и очень мокрые. Женщина согнулась пополам от хохота, держась за живот, ее муж положил ладонь ей на плечо и нежно погладил по спине. Оба с широкими изумленными улыбками оглянулись на нас. «Глядите, какой ливень! – казалось, говорили их улыбки. – Глядите, как мы промокли!» Даже устроившись за столом и усадив младенца на колени, они каждые несколько минут начинали трястись от смеха.

От этой картины мне стало так одиноко. Мне вспомнилось (но лишь смутно, сквозь пелену) то, что сейчас испытывали они; вспомнилось, что влюбленность придает ценность любому пустяку. Промочивший вас дождь из мелкой неприятности превращается в повод для смеха. И даже потом, когда они просто ели сэндвичи и пили кофе, их счастье ошеломляло. Я успела забыть, что любовь на такое способна. Я завидовала им, радовалась за них и боялась за себя. В одиночку придать сэндвичу и чашке кофе под дождем волшебное очарование было невозможно.

Мне вспомнились времена, когда Киран будил меня по утрам и спрашивал, чем мы займемся днем. Я говорила: «М-м-м, не знаю, вечером можно посмотреть кино или сходить в галерею». А он говорил: «Или давай просто купим яблок и погуляем».

Это стало нашей традицией, ради которой мне не терпелось вылезти из постели. Мы шли в центр, заходили в пафосное кафе при супермаркете на Джордж-стрит и, встав у прилавка, выпивали пару стаканов воды из-под крана под раздраженным взглядом официанта. Потом мы покупали (или иногда, если хотелось острых ощущений, воровали) два яблока. Мы подолгу выбирали их, сравнивали, оценивали по размеру и запаху. Потом мы уходили и четыре-пять часов гуляли по городу, просто болтая и глазея по сторонам. Да, по пути мы, конечно, могли зайти в галерею, благотворительный магазин или кофейню, но главное было не в этом.

Главное было просто купить яблоки и погулять, вот и все. Этого было больше чем достаточно.

Рождество 2012. Уотерфорд

1

Автобус прибыл почти в три часа ночи, а до дома моей матери оставалось еще несколько миль.

С тех пор как они с папой развелись, когда я была маленькой, мама жила в пригороде, в Баллинакил-Даунс. Через восемь лет, когда мне было почти четырнадцать, с ней поселился ее второй муж Стиофан. До знакомства со Стиофаном, школьным учителем и популяризатором ирландского языка, маму звали Килин, но потом она отказалась от англицизированной версии своего имени в пользу исконно ирландского имени Куилин и стала выходить из себя, если ее называли по-старому.