Акулы из стали. Аврал

Но не вся работа грязная – это само собой. Есть благородная, чистая и торжественная, как ноты в гимне: с белыми рубашками, пистолетами и докладами в ровно отведённое для них время. А когда нет работы – тогда есть учёба, и есть она постоянно. И поэтому что? Поэтому подводник постоянно экономит силы и делает вид, что чувствует себя крайне усталым. Но. Стоит, с другой стороны, подводнику попасть на какой-нибудь концерт, дискотеку или в художественную галерею, усталость с него снимает как рукой! Он готов пить, петь, плясать и веселиться, как младенец, ровно до того момента, как друзья унесут его обратно на борт или наряд милиции под песню «Когда усталая подлодка» отвезёт в отделение. А там – опять усталость! Дуализм, мать его, не иначе! Или лучевая болезнь, первыми признаками которой являются (и все подводники это знают) перманентное желание спать, есть и стойкое ощущение, что тебе мало платят.

И это вот «шушение» Вовино тоже было признаком острой необходимости экономить силы. Так-то он имел в виду «Прошу разрешения войти, товарищ командир!», так как любой подводник обучен правилам хорошего тона и при виде своего командира всегда спрашивает у него разрешения, тем самым показывая своё уважение. Ну, понятно же и так, что если командир его вызвал в центральный пост, то он не может не разрешить ему в него войти? Но только не в этот раз.

– Не разрешаю! – рявкнул командир.

– Ну ладно, – пожал плечами Вова, – я пошёл тогда?

– Я тебя не отпускал!

– Так вы мне и войти не разрешили!

– А ты у меня разрешения спросил?

У командира принято спрашивать разрешения войти даже на обед в кают-компанию, как будто он скажет такой «Не разрешаю! Не заработал сегодня на обед!». У него будто список лежит на столе слева от тарелки с супом, и он там смотрит пометки – кому можно сегодня обедать, а кому – нет.

– Так точно, тащ командир!

– Ты сказал: «Шушения», Владимир. И, допустим, ладно, так уж и быть, ты так устал нести эту ношу по защите рубежей, что не можешь выговорить фразу «Прошу разрешения!». Ладно, это я понимаю. Но, позвольте, товарищи офицеры и мичманы, кто-нибудь слышал, что именно он просил меня ему разрешить?

Все дружно закивали головами слева-направо и в обратном направлении.

– Тащ командир, ну дык понятно же и так, чего я у вас прошу.

– Кому понятно? Мне вот, например, решительно непонятно, что за бурные фантазии роятся в твоей усатой голове. Я даже допускаю мысль, что ты спросил у меня разрешения дать мне в ухо, и если бы я разрешил, то так и сделал бы!

– Ну та-а-ащ командир!

– Ну что «тащ командир»? Что? Что мне с тобой делать? Почему спал на вахте?

– Я не спал!

Командир тяжело вздохнул и посмотрел на старпома:

– Серёга, как они меня заебали, ты понимаешь?

– Так точно, Сан Сеич, понимаю!

– Может, в фанеру ему двинуть, а? Ну чтоб сократить бесполезное толкание слов в воздухе и зря не сжигать кислород? А вы потом скажете, что ничего не было?

Командир встал и повернулся к Вове Мухину. Вова Мухин расслабился. Не, ну а что? Заслужил – получай. Суровый, но справедливый закон.

– А что ты там делал, Вова? Лез за запасным предохранителем, ударился головой и потерял сознание? Я тебя умоляю, Владимир, ну давай вот по-взрослому, по-мужчински, так сказать, без всяких вот этих брызг фантазии на моих щеках – спал?

– Спал, тащ командир!

– Ну вот, видишь, можешь же, когда захочешь! А почему спал?

– Э… ну, спать хотелось.

– Логично. Не хотелось бы – не спал бы. Ну ладно, иди, Владимир.

– Шушения! То есть… Товарищ командир, прошу разрешения выйти!

– Давай-давай, сынок, давай, конечно, иди.

– Тащ командир, – решил уточнить старпом, когда за Вовой захлопнулась (беззвучно захлопнулась) переборочная дверь, – а чего вы его вызывали-то?

– Ну, отъебать хотел его за сон на посту.

– А чего не отъебали?

Командир похлопал глазами, как бы заглядывая к себе вовнутрь:

– Серёга. А не знаю. Как-то выбил он меня из колеи свой честностью. Вот прямо растерялся, не поверишь! Не зря говорят, что честность города берёт!

– Хитрость, тащ командир!

– Что хитрость?

– Города берёт.

– Да я не шибко-то и город.

Хотя все же знают, что киповца гэу ругать за сон на посту – бессмысленное занятие. Ну нет у него поста, нет обязанностей на вахте, которые требуют постоянного внимания и заниматься ему нечем, потому как в компьютер играет либо вахтенный ГЭУ, либо вахтенный электрик. Ну чем ему заниматься четыре часа ночью, когда вокруг так тепло, светло и уютно жужжит? А если лампочка какая перегорит, или приборы шалить начнут, так его пнёт кто-нибудь, в смысле разбудит, и уже одно то, что спит он не где-нибудь, а там, где его будет удобно пинать, – очень ответственный подход с его стороны к несению своей нудной вахты. А что остальные два оператора в пульты не пялятся, так это вы тоже погодите возмущаться – когда станете подводником, то узнаете, что оператору лучше сидеть к пульту боком, так как боковое зрение у представителей гуманоидной расы (из которых, в основном, и набирают подводников) более цепкое, чем фронтальное, и любые изменения улавливает намного быстрее.