Это будет сегодня вечером. Как и много лет назад. Мы так и не стали теми что были когда отправились из этих мест на тех моторах через море в Оаху с его бетоном и людьми которых там слишком много. Когда-то мы жили здесь и ездили на лошадях когда они бежали то бежали и мы когда они шагали то шагали и мы когда они дышали когда они воняли когда они потели то так же и мы и каждый из нас был пуст или полон как лошадь. Я когда-то был сахарным тростником. Я был тростником и шелестом и сладким как сахар дымом жатвы когда мы убирали урожай и начинали заново на пепелище[154]
.Теперь я здесь на песке в долине. Серый прибрежный песок точно сложенная в горсть ладонь на краю деревьев и океана. Вода танцует во мраке и накатывает на меня волной потом отступает и накатывает опять. Океан не холодный. По небу катятся колесом другие солнца других историй что уже завершились. Мои ноги в песке и песок в моих ногах. Слева от меня склон долины и зигзагом поднимается тропа в темно-зеленые и черные заросли долины в деревья и кусты блестящие под луной. Тропа косым шрамом прорезает лицо долины до самого горного хребта.
Там голоса звучат громче всего я чувствую это.
— Не спится, милый?
Это моя Малиа. В свитере с поднятым капюшоном в джинсах и ботинках. Плоский нос торчит из-под капюшона волосы густой волной спускаются ей на грудь. Глаза старые и глядят на меня с тревогой.
Я пытаюсь объяснить, что вижу. У меня вырывается звук похож на шелест кало на запрудах на гул водопадов на лаву скользящую в океан. Малиа смотрит на меня встревоженно морщит лоб и говорит:
— Помедленнее. Ты снова говоришь как сумасшедший.
Я еще раз пытаюсь описать гул голосов. Она протягивает ко мне руку я закрываю глаза и начинаю сначала но не могу пробиться сквозь собственный рот.
— Милый, — говорит она. Ее пальцы на моей щеке я чувствую каждый палец чувствую всю ее руку до локтя и плеча чувствую кости и кровь в горячей сердцевине ее жизни. — Что случилось? — спрашивает она.
Я пытаюсь сказать ей куда я должен уйти. Она перестает говорить она перестает двигаться. Поворачивается лицом к тропе что идет вверх по краю долины помнит ли она ту ночь когда мы сделали Найноа когда мы были в пикапе на том конце и смотрели как факелы поднимаются по хребту помнит ли она шествие древних воинов?
— Туда? — спрашивает она.
Я киваю. Они идут.
За мной.
Она смотрит на тропу и на луну я протягиваю руку и касаюсь ее ладони которая лежит у меня на щеке и снова пытаюсь сказать но уже не ртом и тогда она понимает. Мы беремся за руки она уходит в палатку я слышу как она разговаривает с моей дочерью и потом возвращается. Все это время дыхание долины.
Мы идем по тропе в темноте. У Малии есть фонарик. Но как только деревья остаются позади луна белая и полная и я все вижу. Она явно догадывается и выключает фонарик. Мы идем той дорогой которой шел Найноа. Я многоножка мечущаяся под камнями. Я птица что спит в дупле. Я изгиб и узел дерева. Моя рука в руке Малии мы поднимаемся выше и выше и выше по тропе.
Быстрее.
— Притормози, — просит Малиа но отстает. Ее дыхание. Дыхание долины.
Я знаю что они идут. Мы должны их встретить и я должен буду уйти. Они не станут ждать меня одного всю ночь и тогда я должен буду прийти еще раз. И приходить пока не встречу их снова поэтому я тороплюсь.
Быстрее. Малиа запыхалась мы бежим она отстает. Я оборачиваюсь хватаю ее за руку мы поднимаемся и движемся над тропой как движется воздух. Я воздух. Мы уже не на земле мы движемся над нею. Летим как мысль которая думает о гребне горы я веду нас мимо деревьев над их тенью я веду нас к вершине. Малиа цепляется за меня и говорит: “Ни фига себе, мы летели, мы летели, Оги, что происходит, мы на гребне горы”, спрашивает видел ли я что она видела но теперь когда я пытаюсь заговорить мои слова как комары поют в лесу мои слова как листья отталкиваются от веток.
Мы на гребне горы. Внизу под нами вся долина на другом конце раскинулась смотровая площадка и шоссе и желтые огоньки домов и все что мы оставили за собой. За нами зеленая ночная долина и ветер тянется над долиной туда где сходятся гребни гор.
Но ветер замирает.
Деревья умолкают.
Сотрите с неба все звуки и вот что останется. Звук настоящего. Мы стоим в нем вдвоем я и Малиа на вершине хребта Вайпио.
Потом появляются они.
Малиа хватает меня за рубашку. Я чувствую как кожа моя нагревается от текущей под ней крови. Я пытаюсь сказать что за этим мы и пришли. Я пытаюсь сказать что это так хорошо.
Перед нами колонна канака маоли и каждый из них мертвый. Тут мужчины и женщины они и то и другое и ни то ни другое. Очень смуглые и почти голые вся кожа вышита шрамами. Волосы до плеч или длиннее кудрявые как у нас носы широкие как наши носы лица гордые и напряженные. На их плечах желтые и красные накидки из перьев. У некоторых бедра обернуты тапой. Некоторые в шлемах из выдолбленных тыкв-горлянок с широкими прорезями для обзора. Глаза их не что иное как белый свет и этот свет густой как дым.
Марш древних воинов.