— Не в том смысле, — ответил Хоку, — я обмениваюсь товаром с другими фермами, типа того, что если у них остаются излишки урожая, то они отдают мне.
Это меня заинтересовало, как ни противно признаваться. Если мы на что и тратим кучу денег, так это на продукты. Я уже слышала, как мама скажет: ты уехала в колледж и вернулась, чтобы работать
— И сколько продуктов они вам отдают? — спросила я.
Он пожал плечами:
— Больше, чем я могу съесть.
— А вы, похоже, проверяли, сколько именно это будет, — я махнула на его пузо.
Он рассмеялся.
— Ты мне нравишься, — сказал он. — Девушка с характером.
Так я устроилась на работу. По утрам я на ферме Хоку. Копаю, пашу, сажаю. Рою канавы, нагружаю землю в тачку, везу, сбрасываю. Натираю мозоли, получаю занозы, устаю так, что болит все тело. В сандалии набивается куриное дерьмо, заползают сороконожки, волосы пропитались теплой вонью, да? Избавиться от нее так сложно, что я уже и не пытаюсь. По крайней мере, так сразу ясно, кто я теперь.
К вечеру я ухожу домой. Чаще всего с трудом поднимаюсь к шоссе из Хонокаа в Вайпио, там ловлю попутку. На ферму и с фермы я всегда езжу с мачете. Не то чтобы там было очень опасно. Неприметные медленные дни с неприметными медленными людьми на дороге. По-моему, самая опасная здесь я.
В первые дни, когда я возвращаюсь домой, мама встречает меня на пороге — в грязной одежде, с пустыми руками. Ни чека, ни наличных, ни прибавления на банковском счете. И она вздыхает, а раньше я думала, что так она вздыхает из-за одного только Дина. Опять замечания из-за поведения на уроках или несделанные уроки, так? Теперь вот и дочь — очередной день в полях не принес денег, а потому следует долгий медленный выдох через нос. Мамин вздох словно проносится по всему дому, заполняет пустоту между нашими предложениями. Но в конце концов я приношу домой продукты за первую неделю. Два рюкзака и мешок из-под риса с разноцветными остатками — латук, помидоры, кало, папайя. С негромким стуком выкладываю все это на стол. Чтобы она слышала вес. Чтобы она слышала реальность. Это звучит как ответ, даже если мне это не нравится.
33
ДИН, 2009. ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА, ОРЕГОН
В наш последний разговор с Ноа когда он спросил меня, что он такое, я не додумался задать ему такой же вопрос о себе. Теперь я знаю ответ: что я умею, так это быть плохим парнем. Смешно то что я только сейчас это понял, но если вспомнить обо всем с самого начала, то и не удивительно.
Теперь дела так: здешнему народу нужно всякое, а я знаю как раздобыть им то что нужно. Тут куча парней которые интересуются чем угодно. У меня теперь есть влияние, я говорю чё как, а мои новые друзья делают свое дело — угрожают, нагибают, дают взятки, играют в разные пацанские игры, я не вникаю, — чтобы чуваки из Дикой Восьмерки отстали от меня и больше не приставали. Я плачу моим людям их долю. Ну и мои друзья, Джастис и прочие на воле, передают что нужно Трухильо и кого он пошлет, а те проносят внутрь ко мне. Я здесь типа Амазона. Иногда мы с Восьмерками цапаемся, но поскольку наш уговор с Трухильо в силе я и не парюсь. Такая вот новая жизнь и в этой новой жизни две сети, Восьмерки торгуют со своими, а я со всеми остальными.
Бывают дни когда я думаю о маме и папе и Кауи на воле, обо всем что им нужно, Ноа то теперь нет. Давным давно я говорил себе, что все будет иначе. Может это с самого начала была просто тупая мечта. Может ничего никогда и не было бы кроме вот этого вот.
И эта мысль вмазывает мне прям по настоящему. И я знаю, что мне делать. Когда нас выводят на прогулку я иду к телефону и звоню одному из ребят Джастиса, не знаю как его зовут на самом деле. По телефону говорит что Пол.
— Привет, братан! — говорит он. Судя по голосу конченый хоуле. — Надеюсь… ты там держишься. Ну то есть мотаешь срок.
— Кстати о сроке, — говорю я. Надо придумать, как объяснить ему мою идею. — Сдается мне, он затянется больше чем я думал, понимаешь? Иногда мне кажется что я выкину какую-нибудь глупость, влипну в неприятности, просто чтобы остаться здесь.
Он молчит. Думает.
— Полегче, — говорит он. — Делай что должен. Меня там нет, и я не знаю чё как. Подумай о тех кто на воле, ладно?
Это он так говорит “Мы ценим твои услуги, но не задерживайся там слишком надолго”. Оно и неплохо, я считаю. Значит они думают, что на воле я способен на большее.
— Да, ты прав, — говорю я. — Просто мне и о семье своей нужно подумать, понимаешь. Я хочу чтобы они гордились мной, когда я выйду.
Это я так говорю “Мне нужно посылать деньги семье”.
Мои деньги.
Наши деньги.
— Понял тебя, — говорит Пол.