– А я бы не хотела так жить, – возразила Милли. – Мы, гепарды, созданы для того, чтобы охотиться. Без охоты мы погибнем и превратимся в бегемотов.
– Мам, а давай поедем жить к Сократу! – неожиданно предложил Вилли.
– Сынок, кто нас там ждёт? – улыбнулась Лола. – Есть такое понятие, как родина. У каждого она своя. Ваша родина – саванна, вы здесь родились, здесь вырастете и здесь… – Она замолчала, так и не закончив фразу.
– Почему у него такая родина, где не надо думать о еде, а нам приходится каждый день охотиться, чтобы прокормить себя? – недоуменно спросил Вилли.
– Малыш, родину не выбирают, – ответила Лола.
– Почему я не могу жить там, где мне хочется, где обо мне будут заботиться люди?
– Потому что ты дикий кот, а он домашний, – раздражённо зашипела мать. – Хватит задавать дурацкие вопросы. Подрастёшь – сам всё поймёшь.
Вилли замолчал, обиженно нахмурившись, отчего уголки его пасти ещё больше опустились, а Лола обратилась ко мне, сменив тему разговора:
– Бади сказал, сегодня вечером будут гонки, соберётся много туристов, желающих их посмотреть. Пойдёшь со мной, – категорично заявила она. – Возможно, среди них будет твой Колумб.
Я снова обратился за помощью к небу: пусть Андрей окажется среди зрителей. Не могу сказать, что мне плохо жилось с гепардами, нет, всё просто замечательно, если не считать постоянного стресса от столкновения с дикими животными. Но я хочу домой!
– И мы с вами, – дружно закричали дети.
Я мысленно усмехнулся, глянув на Вилли. На его пушистой мордахе от обиды не осталось и следа.
– Нет, вы останетесь дома, я не могу вас взять с собой, – отрезала Лола. – Я буду занята, там некому будет за вами следить.
– Пока ты бегаешь, за нами Сократ присмотрит, – дружно захныкали они.
– Он будет наблюдать за соревнованиями, ему тоже будет не до вас, – категорично заявила Лола, состроив строгую гримасу.
Дети обиженно насупились, однако дальше спорить не стали и, понуро опустив головы, поплелись рядом с матерью. Но обида длилась недолго: буквально через пару минут малыши забыли о ней и начали играться, толкая друг друга и хватая за уши. Больше всего им не давал покоя волочащийся по земле хвост Лолы. Они по очереди пытались запрыгнуть на него и покататься, как на качелях. Это длилось до тех пор, пока не закончилось терпение Лолы. Она сердито посмотрела на детей и рявкнула так, что у меня шерсть стала дыбом. Котята испуганно отскочили в сторону, и наше путешествие продолжалось в полной тишине.
Вскоре показалась песчаная насыпь, до которой собиралась бежать Милли, чтобы поймать суслика. На ней выстроились в ряд несколько чудных зверьков размером чуть меньше меня. Они стояли на задних лапках, смешно сложив передние на животе. Вытянув шеи, зверьки смотрели вдаль, будто увидели там что-то интересное. По всей видимости, это и были те самые суслики. До чего же забавно они выглядели со стороны.
– Ой, мам, смотри, суслики! – воскликнул Вилли, подтвердив мои предположения.
– Сынок, это не суслики, а сурикаты, – поправила Лола.
«Акуна матата», – мгновенно пронеслось у меня в голове. Наконец мне удалось встретить и моего сценического героя. Неужели я тоже такой же смешной? Нет, этого не может быть. Я видел своё отражение в зеркале: вполне себе брутальный кот. Ничего общего с сурикатом у меня нет. Правда, я давно не смотрел на себя со стороны, но разве могло за такое короткое время в моей внешности что-то измениться?
– Лола, я хочу познакомиться с ними, – сказал я.
– Зачем? – Она вытаращила медовые глаза.
– Понимаешь, я недавно играл в театре роль суриката. Не могу же я не познакомиться со своим героем в реальной жизни.
– А что такое театр? – спросила Лола, поставив меня в тупик. Как объяснить дикой кошке, обитающей в африканской саванне и не знающей другой жизни, что это такое?
– Понимаешь, это такой вид искусства, когда люди или животные играют роль кого-то другого. Вот, например, я кот, а играл суриката, – растолковал я.
– А-а-а, – протяжно произнесла она. – Это как наш Пабло играет роль царя зверей? На самом деле он такой же кот, как и все мы, а это звание для него придумали люди, поэтому львы так нагло себя и ведут. Правильно я поняла?
– Почти, – уклончиво ответил я. – Пабло – это не театр, это скорее политика. Но это ещё сложнее объяснить.
– Давай попробуем подойти ближе к сурикатам. – Лола направилась к насыпи, призывая нас следовать за ней. – Думаю, вряд ли у тебя получится познакомиться с ними.
– Почему? – удивился я.
– Догадайся с трёх раз, – хмыкнула она. – Они ужасно трусливые. Стоит им только увидеть меня, их как ветром сдует.
Когда до возвышенности, на которой выстроился строй потешных солдатиков, осталось совсем чуть-чуть, они заметили нас, бросились врассыпную и мгновенно исчезли в норах, вырытых по всей насыпи. А один из них, тот, который изначально торчал в стороне, видимо, оказался самым храбрым: он остался стоять на том же месте, наблюдая за нами с высоты.
– Эй, сурикат! – позвала его Лола. – Подойди-ка на минутку.