Шли годы, у тебя слава, семья, дети, у меня тоже семья, дети. К своей славе я не стремился — мне было достаточно твоей. Не то что мы начали стареть, но уже пятьдесят. Я давно уже ушел из мечников в учителя, ты же продолжал участвовать в сражениях, заменяя потускневшую с возрастом силу и ловкость огромным опытом. Часто и я говорил, и семья твоя просила: прекрати, останься дома, ведь ты мог уйти ещё десять лет назад, как я, но для тебя сражения стали образом жизни, необходимостью. Уйти или погибнуть в скалах — для тебя выбор был всегда очевиден. И вот, в конечном итоге, молодость и сила взяли вверх и снесли твою, так любимую многими, голову с плеч.
— Упав на камни, — подхватываю я, — она издала противный звук, такой же как издавали отрубленные головы тераконов, падая на каменный пол башни, и покатилась, поскакала словно мяч вниз по скалам. Я слышу эти звуки, перед глазами крутящаяся картина скал, — скривив рот, тру ладонью в области горла, — ужасное чувство.
Некоторое время мы молчим, я пытаюсь найти в памяти хоть какие-то отблески от услышанного, но перед глазами только черные скалы, ничего более. Нет памяти, нет и эмоций.
— Ты говорил, что у меня была семья, дети, — поворачиваюсь к Саве.
— Да, три очаровательные дочери, мы даже успели породниться, — улыбается Сава, — мой сын и твоя старшая дочь.
— Интересно, и как они сейчас?
— Я могу тебе рассказать только то, что ты сам когда-то знал, могу вытащить из глубины твоего подсознания эту информацию, но не более того, — отвечает Сава, — помнишь тот разговор с Семёном Львовичем о параллельном существовании реальностей?
— Конечно, помню, — усмехаюсь я, — тогда он сказал, что вы все — плод моего воображения.
— Да, вполне возможно, — Сава хитро прищуривается, — ещё он сказал, что в каких-то реальностях, мы можем быть субъективны, существовать вполне себе самостоятельно. Так вот, я думаю на Крисимсе я мог бы существовать и могу оставаться сейчас там, оплакивая своего друга. Думаю, что и в пятой палате, дискутируя с кактусом, я также мог бы быть. И, возможно, наша сильная связь и обуславливается тем, что наши жизни пересекались и пересекаются между собой более одного раза.
— Вполне возможно — сладко потягиваюсь, — но я хочу, даже не так…, я теперь принимаю реальность только так, как воспринимает её мое сознание и не сомневаюсь в ней несмотря на то, что на самом деле всё происходящее здесь, скорее всего, нереально.
— Ты до сих пор полагаешь, что всё происходящее здесь нереально? — Сава картинно удивляется
— Ты только что пытался меня убедить, что ты плод моего воображения, — громко смеюсь я, — я же, наоборот, убеждаю себя в том, что реально всё, и в этом суть моего теперешнего существования.
Кряхтя, встаю с земли, отряхиваю пыль со штанин. Сава поднимается за мной, и мы спускаемся с насыпа к палатке, где Маша готовит ужин, а Авел старается ей не мешать. Дневной свет начинает меркнуть, солнце клонится к закату, по степи растекается прохлада осенних сумерек.
— Если сознание постоянно в каждой реальности, значит и воспоминания в каждой реальности формируются параллельно, — усаживаюсь пред костром, на котором в большом котелке жарко кипит вкусная пшенная каша, — в таком случае, как я, находясь в одной реальности могу осознавать или, правильно сказать, помнить, что происходит параллельно в другой?
— Мне кажется, — Сава, закрыв глаза, втягивает аромат каши огромными ноздрями, — ответ на этот вопрос будет таким же, что и на вопрос почему ты сейчас меня видишь и разговариваешь со мной.
— То есть психическое расстройство — способность помнить и осознавать несколько реальностей одновременно?
— Почему нет, вполне себе объяснение всем этим галлюцинациям и прочим непохожестям на других, якобы здоровых, — улыбаясь, отвечает мне Сава, — правда, наше мышление ограничено конкретными мерками, формами, характеристиками, поэтому тебе кажется, что события в разных реальностях чередуются, а не движутся параллельно друг другу.
— Любопытно, — залезаю длинной деревянной ложкой в котелок, но увидев неодобрительный взгляд Маши, останавливаюсь, — а как ты объяснишь мою потерю памяти, причем во всех реальностях одновременно?
— Объясню, опять же, твоей способностью или болезнью, как тебе больше направится, — Сава морщится от дыма костра и трет глаза, — которая словно нить связывает твои состояния в различных реальностях. Когда тебе снесли голову на Крисимсе, ты по цепочке обнулился и здесь в Атике и в пятой палате и Зеленых землях, ещё бы…, такое потрясение. Теперь, используя Виталика или меня, частями вытаскиваешь из своего же подсознания свои же воспоминания, которые для тебя кажутся совершенно чужими.
20. Вечный пленник башни