Несколько часов спустя слышу, что голоса в коридоре стихли, наверное, у рабочих перерыв, нужно ещё раз проверить все помещения. Аккуратно, чтобы не скрипели половицы, подхожу к двери и, открыв её, выглядываю в коридор. Пусто, на полу стоят пластиковые ведра, к которым прислонены валики. Я, прижимаясь к стене, прокрадываюсь в соседнюю палату, но в этот раз дверь в неё закрыта. Дверь напротив— душевая, иду туда. Вроде пусто, но, приглядевшись, обнаруживаю, что между душевой кабинкой и дальней стеной есть зазор, в котором обнаруживаю покосившейся деревянный шкаф с отломанными ручками. Двери шкафа закрыты на замок, но они достаточно хлипкие и, просунув пальцы в дверную щель, резким движением распахиваю их. И — о чудо! Под старыми простынями — моя шуба. Аккуратно приладив дверки шкафа на место, радостно улыбаясь, несу свою добычу в палату. Рукава в нескольких местах изъедены молью, но не сильно, в карманах нахожу залежавшиеся семечки и несколько монет. Прячу шубу поглубже под кровать, а сам с головой закрываюсь одеялом; натворил дел — влетит ещё…
22. Завтрак с Морэ на передовой
Утро, лучи осеннего солнца ярко отражаются в металлических наконечниках пик, прислоненным к деревянным щитам. Воздух ещё наполнен ночным холодом, и никто не спешит вылезать наружу из походных шатров или из-под овечьих шкур, раскиданных прямо на земле. Но играет побудка, и армия просыпается: вновь задымились потухшие за ночь костры, зазвенели солдатские котелки, засновали посыльные. Солдаты натягивают доспехи, наматывают кожаные ремни на запястья и предплечья. Те, кто победнее, пытаются приспособить в качестве защиты то, что нашлось под рукой.
Караульные огни винаров появились вчера вечером, пара сотен костров разом осветили горизонт, стало ясно, что сражение неизбежно. С целью поднятия боевого духа главы семей выделили около ста бочек вина, которые распивались в течение всего вечера под лихие бравурные тосты и выкрики, музыку и смех.
Сегодня от вчерашних бравады не осталось и следа, с каждым часом праздные разговоры заводятся реже, голоса тише, тысячи сердец бьются быстрее. Сейчас армия — единый организм из множества частей, каждая из которых одновременно отдает и получает неконтролируемый животный страх, предупреждение об угрозе для существования.
Ещё вчера утром Маша отправлена с одним из обозов Морэ в Атику, он инспектировал оборонительные сооружения и, встретив меня, согласился переправить Машу, а меня пригласил на завтрак в свой походный шатер, куда я сейчас благополучно прибыл. Хотя Маша и старалась разнообразить наш рацион, но была сильно ограничена скудным ассортиментом, и, после двух недель походной пищи, завтрак с Морэ кажется поистине королевским: поросенок на вертеле, запеченная утка под любимое Морэ молодое вино.
— Признаться, я искренне рад нашей встрече, — улыбка Морэ, в подтверждение его слов, открытая и неподдельная.
— И я очень рад, — поудобнее усаживаюсь в походное плетеное кресло, — даже несколько больше Вашего. Последние две недели провел здесь за строительством редута и совершенно не знаю, что нового произошло за это время.
— Я так и представлял, что Вы займетесь чем-то подобным, что ж, признателен за Вашу помощь! — Морэ поднимает бокал с вином, — Какие Ваши дальнейшие планы?
— Я думаю отправиться в Атику сегодня-завтра, а Ваши, Вы планируете оставаться дольше?
— Нет, я уеду после нашего завтрака, — отвечает Морэ, — впрочем, учитывая сложившуюся ситуацию, с таким же успехом могу остаться здесь и погибнуть, пронзенный десятком винарских стрел. Древет меня не простит и рано или поздно достанет хоть со дна морского, я-то его знаю.
— Не поверю, что у Вас нет плана на этот случай.
— Мне кажется, что даже просто иметь такой план будет подлостью по отношению ко всем этим людям, взявшим мечи и щиты и вставшим на защиту Атики, — грустно говорит Морэ.
— Что ж, — вкрадчиво продолжаю я, — возможно, пора проявить ум, изобретательность, силу, наконец, и не допустить бессмысленных жертв. Такое решение истинно мужественное и, на мой взгляд, достойно величайших правителей.
Морэ молчит. Погружённый в свои мысли, он машинально разрезает сочного поросенка кривым ножом, сок брызжет на его золотой мундир, но он даже не замечает этого. Понимаю, что он уже не раз думал об этом. Наш разговор — лучшее тому подтверждение, не представляю, чтобы при других обстоятельствах Морэ снизошёл до такой искренности в общении со мной.
— Знаете, что интересно, — Морэ возвращается ко мне, — я стал неплохо ладить с Салимом, у нас с ним хороший диалог. Мы много времени проводим вместе, обдумывая и обустраивая оборону.
— Я рад, надеюсь это поможет Вам одержать победу, — без эмоций отвечаю я.