Аквариум

Бросаю Саве увесистый кошель Морэ, Сава, поймав его, с удивлённым, но довольным выражением лица взвешивает на руке.

— Ого! Морэ весьма щедр.

После полудня армия коалиции уже выстроена на расстоянии примерно трех километров от наших позиций. Пехота развернута в две основные линии, третья формирует резерв. С флангов пехоту прикрывает кавалерия. Полевая артиллерия выдвинута вперед. В воздухе зависли несколько воздушных шаров для обзора и корректировки артиллерии. Наш редут выстроен в два уровня, на первом за частоколом — пехота, ощетинив ружья, на втором, на высоте трехэтажного дома, развернута артиллерия. Мы с Савой, прильнув к частоколу, осматриваем построения винаров. Сначала над пушками появляются облака белого дыма, затем слышатся многочисленные хлопки словно рядом кто-то усердно лопает пупырчатую пленку. Странно, для выстрелов вроде далеко, во всяком случае, для атикийских орудий нужно сократить расстояние ещё, как минимум, на один километр. Но мы недооцениваем винарскую артиллерию, внезапно частокол с левой от меня стороны разлетается в щепки. Трудно было предположить такое меткое попадание с первого выстрела, без пристрелки. Я, вместе с парой солдат, отлетаю в глубь редута, сразу немеет левая рука. Придя в себя, обнаруживаю огромную щепу, глубоко вонзившуюся в левое плечо, ровно в то же самое место, что было поражено тераконом. Остальным повезло больше, отделались ушибами. Авел и двое солдат с испуганными глазами поднимают меня на ноги и, поддерживая, ведут в тыловую часть редута, где в землянке обустроен фельдшерский пункт. Там фельдшер, маленький старичок, ещё дожёвывает свой обед — никак не ожидал так скоро получить первого пациента.

— Всё-таки пришлось поучаствовать в сражении, — ободряющим тоном говорит Сава, — представляю себе, как Древет обрадуется, узнав, что первым же выстрелом отправил тебя к эскулапу.

Фельдшер действует максимально быстро и совершенно бесстрастно: сует мне толстый кожаный ремень в зубы и пока двое солдат держат меня, уперевшись без всяких церемоний ногой мне в грудь, резко выдергивает щепу кузнечными клещами. Прежде чем потерять сознание от боли, я заметил фонтан крови из раны. Очнулся, правда, я быстро, старик ещё перетягивает желтой повязкой мое плечо. От повязки исходит сильный запах гвоздики, видимо, ткань вымачивают в её отваре для антисептического эффекта.

— Оставаться здесь становится опасным, — говорит Сава, когда мы вышли наружу. Но новых выстрелов не слышно, напротив, с воздушных шаров развёрнуты белые флаги — сингал к переговорам. Значит сегодня сражения не начнется, пока переговоры, ультиматум.

— Интересно, если Атика сейчас возьмет и капитулирует, то ты станешь не только первой, но и единственной жертвой этого сражения, — шутит Сава, я в ответ нервно смеюсь: меня бьёт дрожь, усиливая и без того почти нестерпимую боль.

Мы решаем уйти тихо, не прощаясь с солдатами, со многими из которых мы успели познакомиться, пока строили редут. В их числе, кстати, оказались и братья Абискив, гвардейцы Сирто, которых мы встретили в заброшенной палатке башмачника. Сава посчитал, что если солдаты увидят наш уход, то это не прибавит им оптимизма. Поэтому, пока внимание солдат сосредоточено на западе, мы, оседлав наших лошадей, неспешно отправляемся в сторону Атики.

24. Удавшийся побег

Сегодня на удивление вкусный завтрак: яичница из двух яиц. Яркие желтки на белом, по краям поджаристая корочка, вкусно. Буквально за минуту смел все с тарелки и облизал её до блеска. Из коридора — ни звука с самого раннего утра. Возможно, у рабочих сегодня выходной. Если так, то упустить такую возможность нельзя, тем более, снаружи необычайно солнечно. Осторожно выглядываю в коридор — никого. Вёдер с красками и валиков также не видно, значит убраны, значит действительно выходной. Вернувшись к кровати, выуживаю из-под неё тяжелую шубу. Надев, тщательно застегиваю все пуговицы и поднимаю высокий воротник. Выхожу в коридор и на цыпочках, быстро перебирая ногами, словно балерина, устремляюсь к лестнице. Половина коридора, где уже покрасили стены, застелена старыми газетами, которые словно осенняя листва, поднимаемая с дороги вихрем от быстро проезжающего автомобиля, разлетаются в разные стороны. Спустившись на первый этаж, отодвигаю засов и буквально вываливаюсь наружу. Я ослеп, только свежий пряный запах солнечного осеннего дня и тихое, вполголоса, пение птиц. Понемногу глаза начинают привыкать к свету. Все как в первый раз — та же остановка, та же дорога, по которой приближается автобус.