Аквариум

— Хорошая идея, полностью поддерживаю, — кивает Семен Львович, — и не надо как Гоголь, или, например, как Шишкин Иван Иванович, творите как Вы, и творите что-то свое. Поверьте, пусть Пискарев и дальше будет вызывать жалость своей искренностью, а Пирогов улыбку своей толстокожестью. С картинами, думаю, будет сложнее, потребуются хоть какие-нибудь художественные принадлежности, а их, после сегодняшнего побега, Вам будет сложно выпросить у Ларисы Петровны. С книгой же, проще, в крайнем случае, можно писать прямо между строк Сервантеса, я знаю, Вы его нашли.

Ну хорошо, есть где писать, но чем писать? Ни ручки, ни карандаша мне не выпросить у Ларисы Петровны. Вот если только купить, монетки — то у меня есть.

— Писать есть чем, оставьте монетки в покое: они родом из другой эпохи, — Семен Львович притягивает меня к себе за полу шубы, заговорщически оглядывается по сторонам и, убедившись, что не подслушивают, шепчет мне в ухо, — есть карандаш! Воткнут в землю под старым кактусом. Только никому — это секрет! И прячьте его каждый раз поглубже, если Лариса Петровна обнаружит, наверняка отберет.

Идея написать рассказ так захватила меня, что от волнения и нетерпения застучала кровь в висках, я нервно тру ладони. Прекрасный способ освободить, наконец-то, голову от измучивших меня мыслей, снизить давление, распирающее мозг изнутри. Недаром, среди величайших творцов встречаются такие, скажем, не совсем нормальные. Впрочем, а есть ли они вообще — нормальные…, кто проверял?

— В таком случае, Вам пора возвращаться и греть ноги, — хлопает по коленям Семен Львович, — Вы запомнили номер автобуса, на котором приехали?

— Сотый, — отвечает вместо меня Виталик.

— Тогда Вам стоит поторопиться, — Семен Львович указывает пальцем на автобус, въезжающий на привокзальную площадь.

Ноги действительно очень замерзли и я, вскинув руку в знак прощания, бегу к автобусу, перепрыгивая через лужи. Мне везет, я вижу того же самого водителя, который и довез меня до этой площади. Он тоже увидел меня и ждет, не закрывает двери, пока я не влетаю в автобус. Я, в своих мокрых тапках, тут же поскальзываюсь и падаю между сидений, а тапки эффектно разлетаются по салону. Судя по широко открытым глазам пожилой женщины, сидящей напротив двери, то ещё выдалось представление. Обратный путь кажется дольше, уткнувшись в окно, я высматриваю свою остановку, но все мои мысли — о будущем рассказе. Я уже решил, каким он будет. Сюжет есть — мои приключения, мои фантазии. Надо только суметь выразить их, изложить словами на бумаге. Да, конечно, я понимаю, что будет трудно, особенно в начале, но это только подстёгивает меня, будоражит ум — я в радостном предвкушении новой жизни.

К счастью, металлическая дверь открыта, взбегаю на второй этаж и сразу натыкаюсь на Ларису Петровну, которая сначала пугается, но потом, разглядев в шубе меня, начинает громко ругаться. Как итог, запертая на ключ дверь и тазик горячей воды под ноги. Я с удовольствием шевелю пальцами ног в горячей воде и с заговорщицким видом посматриваю на кактус, теперь мы оба знаем, что он надёжно хранит столь нужный мне предмет. В голове пронеслось любимое от Екатерины Фёдоровны Савиновой: «Ну и какой же ты после этого писарь, если карандаш потерял? Ведь для тебя карандаш — это как для солдата ружьё!». Теперь главное — не потерять карандаш и держать ноги в тепле и сухости.

25. Исход

Выше меня на целую голову, роскошные русые волосы львиной гривой спускаются на широкие плечи, эдакий принц из сказки, уверен, у него и конь белый есть. По свежему лицу и отсутствию морщин видно, что Даримир значительно младше меня. Интересно, почему правителем Крепта стал именно он, а впрочем, это не совсем сейчас важно. Широко распахнув объятия, встречает меня у входа в покои Бахтии, искреннее мне радуется, а это всегда приятно. Как говорил Морэ, проявление искренности всегда наивно и я, наверное, соглашусь, чистосердечность признак простодушия. В его глазах ни тени сомнения в том, что я действительно его брат, признал, и я сразу успокаиваюсь на этот счет. Увидев повязку на моем плече, на которой багровым пятном проступила кровь, Даримир, старается обнять меня аккуратно, чтобы не причинить боль.

— Старый Ксен, сбитый с толку твоими похождениями в Свободном городе, весь исписался мне, а я и ответить ничего не могу, сам ничего не знаю — Даримир широко улыбается мне и при этом никаких намеков на претензию. Видимо мое влияние на Даримира весьма значительное.

— Всё расскажу, не переживай, — если внимательно прислушаться, то можно уловить едва заметный оттенок снисходительности в моем голосе, — давай присядем, я устал.