Аквариум (сборник)

Сергей повернулся лицом к берегу, присел, упершись руками в колени. Кругом была вода, село наверху почти исчезло, скрытое дождевыми струями. Дождь всегда почему-то напоминал об осени, грустное навевал, несмотря на смех Али. Но и с этой грустью сейчас было хорошо, словно смывало муторное, нечистое, что копилось последнее время.

Копилось, копилось, что говорить. Он, если честно, не мог понять, что происходит, хотя, конечно, чувствовал. Эти переглядыванья-перешептыванья Васильева и Роберта, насупившаяся Софья Игнатьевна, пристально наблюдающий за всеми Артем, словно что-то вынюхивающий, злой как черт, раздражающийся по каждому пустяку Валера…

Сергей всегда чувствовал атмосферу. Что ни говори, а приятно, когда все друг к другу хорошо относятся. Когда никто не таит против другого. Когда с открытой душой. Он это знал по отцу, который умел сглаживать любые отношения, дома ли, на службе. У него было много друзей и знакомых, которые в нем души не чаяли. Сколько раз Сергей слышал добрые слова про своего «батьку».

Он и сам знал, что отец – хороший. Просто хороший, безотносительно к чьему-либо, в том числе и его собственному, мнению. Отзывчивый. Слова дурного ни о ком не скажет. Когда мать вдруг начинала сердиться на что-то, отец либо прятался, либо старался как-то погасить пламя, но никогда не шел на обострение, даже если чувствовал свою правоту. У него, вероятно, действительно был замечательный характер. Редкостный. Сам он, похоже, об этом просто не задумывался – обычно для него, то есть нормально.

Однако при всех своих замечательных качествах отец все равно был источником некоторой опасности: любое его неодобрение или, хуже, осуждение для Сергея были очень болезненны. Это была зависимость, а значит, несвобода… Сергея это нередко тяготило, сковывало, и он, словно нарочно, делал не то.

Здесь, в экспедиции, поначалу все было хорошо, все со всеми ладили, не считая каких-то мелких недоразумений и стычек, которые проходили бесследно, никого особенно не задевая и не портя общих отношений, а потом вдруг как обломилось… Непонятно, из-за чего. Впрочем, сейчас не хотелось об этом думать.

А тут дождь, и он как пьяный. Свободный. Благодаря ей, Але, которая хоть и под зонтиком, но все равно совершенно мокрая, светлое платье плотно облепляет ее фигуру, внезапно обнаруживая в девичьей миниатюрности зрелую женственность. Неожиданность. Как увидел ее в первый раз, тогда, на раскопе, в белом платье, так и оставалось на сетчатке радужным, сияющим пятном. А теперь открылось. Он смотрел на нее сквозь дождь, капли стекали по лицу, заливали глаза, но не могли скрыть. Сергей смущенно отводил взгляд: дымка над водой, прибитый дождем песок, теребящая какую-то бумажку ворона… Лишь бы не смотреть слишком уж пристально, слишком жадно, слишком назойливо.

Она ему улыбалась оттуда, с берега. Похоже, ей нравились и этот внезапный дождь, и их шальная прогулка… И ему нравилось, хотя непонятно было, что же дальше, вот кончится дождь, и что?

Он поднялся с валуна и медленно направился к берегу. К улыбающейся Але за прозрачным занавесом дождя.

ДОЖДЬ (Продолжение)

Странные ребята эти городские – острые, вернее, остроугольные. Жестковатые – с усмешечкой, с прищуром, как же, столичные! Вроде бы просто с ними, а все равно не так, как со своими, местными. Все они понимают, обо всем поговорить можно, не только о всякой ерунде, которую обычно перемалывают на местных посиделках: кто с кем гуляет, кто с кем подрался и кому в морду дал, или о последнем фильме, который крутили в клубе или по телику – скучно!

Эти – другие. Может, поэтому и интересно ей. Новое. Приключением пахнет.

Приключения Аля любила. Но только, разумеется, не банальные. Нет, гордячкой она не была (с чего бы?). Ей действительно было неинтересно со своими. Ясно, что не ее это компания – все известно от «а» до «я», приелось. Она знала твердо, что после школы обязательно уедет в город – поступать в институт, правда, еще не решила, в Саратов или в Москву. А может, и в Питер, где у нее к тому же жила тетка. Здесь точно не останется. Решение созрело прошлым летом, когда здесь, у них, москвичи снимали кино. Ведь не кому-нибудь, а именно ей предложили… Ее это не удивило, что-то должно было произойти – она чувствовала.