Утром в субботу 24 октября Аль Капоне вернулся в суд, чтобы выслушать приговор. Неподалёку от входа в здание стоял человек у тележки с надписью «Помогите безработному ветерану войны — купите яблоко». Аль дал ему денег и пошёл навстречу своей судьбе.
По первому пункту обвинения Капоне получил максимальный срок — пять лет — и штраф в десять тысяч долларов. Это было предсказуемо: именно столько впаяли Джейку Гузику. Такой же приговор — по второму и третьему пунктам, но если по второму он сможет отбыть срок одновременно с первым, то по третьему срок добавится, итого десять лет. Оставались ещё два правонарушения, по году тюрьмы за каждое. Один год можно отбыть одновременно с основным сроком, но второй придётся отсиживать целиком. В общем и целом — одиннадцать лет, если приговор не будет отменён в результате апелляции. А если будет, то два с половиной года, как планировалось изначально. Плюс штраф, в общей сложности 50 тысяч долларов, и покрытие судебных издержек — ещё 7692 доллара 29 центов.
Капоне выслушал приговор спокойно, но когда судебный пристав передал ему постановление об аресте его собственности во Флориде за неуплату налогов, взорвался и осыпал его бранью; охране пришлось держать его за руки. Ахерн и Финк просили судью оставить их клиента на свободе на время подачи апелляции, но получили отказ. Прямо из здания суда Капоне препроводили в тюрьму округа Кук, где ему предстояло находиться до вынесения решения о том, в какой тюрьме он будет отбывать свой срок. Адвокаты сразу предупредили его, что апелляцию они могут проиграть (кто бы сомневался). «Ну вот и всё», — сказал Аль.
У выхода из зала защёлкали затворы фотокамер, засверкали магниевые вспышки. Другая толпа репортёров дожидалась возле тюрьмы. Войдя в предвариловку, Аль швырнул своё дорогое зелёное пальто на койку и забился в самый дальний угол, чтобы фотографам не удалось сделать вожделенный кадр — «Капоне за решёткой». Там уже находились молодой негр и белый, Уильям Доусон, задержанный за пьяный дебош, небритый и вонючий. Пошептавшись с Доусоном, Капоне передал ему банкноту в 100 долларов: если задержанный заплатит штраф, его выпустят. Пришёл заместитель коменданта Джордж Гибсон, чтобы сопроводить Капоне в камеру в блоке D. Журналисты увязались следом.
Аль просил их чисто по-человечески подумать о его семье — каково будет его жене и сыну всё это видеть и читать? (Аль запретил всем женщинам своей семьи и даже младшим братьям посещать заседания суда, поэтому Мэй, если приходила, садилась где-нибудь в заднем ряду, с краешку, и по окончании заседания убегала. Сонни жил с ней на Прери-авеню, хотя учебный год уже начался. Супруги решили, что если Аля посадят где-нибудь поблизости от Чикаго, Сонни будет ходить в местную школу, а если далеко, Мэй отвезёт его обратно в Майами, а сама время от времени будет приезжать на свидания к мужу). Самому настырному Капоне крикнул: «Я тебе башку оторву!», схватил графин с водой и хотел запустить им в репортёра; охранники удержали его за руки. Когда за ним закрылась дверь камеры, по тюремному радио передавали разухабистую джазовую мелодию «Мир ждёт восхода солнца».
«Организованные правоохранительные органы вступили в борьбу с организованной преступностью и победили, — заявил Фрэнк Лош со страниц «Вашингтон пост» 26 декабря 1931 года. — Гангстер нам покорился». Он вообще любил бросаться громкими словами и делать обобщения. Между тем особых причин для оптимизма не было. Да, Капоне за решёткой, но дело его живёт. Более того, обвинение в неуплате налогов — всего лишь «техническое средство засадить его в тюрьму», написала вашингтонская газета «Ивнинг стар» 24 октября, добавив: «Такое чувство, что правосудие не справилось со своей задачей». Капоне дали большой срок только потому, что он — Аль Капоне. Фрэнк Нитти, которого судили по той же статье, получил полтора года тюрьмы и в конце 1932 года вышел на свободу, заняв место босса преступной организации. (До того момента эти обязанности исполнял Фрэнк Рио, которому, однако, недоставало талантов администратора).
А преступный синдикат к тому времени контролировал напрямую восемнадцать из сорока полицейских частей и косвенно ещё десять — через пять банд, подчинявшихся «капонитам» («вестсайдеров» О’Доннелла, «Сёркус», банду Шелдона—Стэнтона, бывшую банду Колба и банду Вэлли). И это только в Чикаго, без пригородов. Правда, в связи с Великой депрессией доходы от продажи спиртного, букмекерских контор и борделей сократились на две трети, что вынудило руководство организации урезать зарплаты и рядовым бойцам, и гангстерам из верхнего эшелона. Цены падали, но если к декабрю 1932 года различные банды продавали пиво по 25-30 долларов за бочонок вместо прежних 55, то «капониты» дольше всех удерживали планку в 50 долларов, поскольку сохраняли монополию.