Аль Капоне: Порядок вне закона

«Финк: Осуществляли ли вы какие-либо сделки с подсудимым — Альфонсом Капоне?

Хелд: Да, когда принимал устные ставки в “Хоторне” в 1924 и 1925 годах. Я принимал ставку и выплачивал на следующий день.

Финк: Он выиграл или вы?

Хелд: Он проиграл, я полагаю, около двенадцати тысяч долларов.

Финк: Когда вы говорите “я полагаю”, означает ли это “насколько я могу припомнить”?

Хелд: Да.

Грин: Когда вы в первый раз имели дело с подсудимым?

Xелд: В “Хоторне” в 1924 году.

Грин: Назовите первую лошадь, на которую он поставил.

Хелд: Не могу.

Грин: Назовите любую лошадь, на которую он делал ставку при вас.

Хелд: Не припоминаю.

Грин: Из чего же складывается сумма в 12 тысяч долларов, которую, по вашим словам, он проиграл?

Хелд: Просто в общих чертах.

Грин: Вы уверены, что он проиграл?

Хелд: Абсолютно.

Грин: Сколько Капоне ставил за один раз?

Хелд: Три-четыре сотни долларов.

Грин: Сколько у вас было клиентов, ставивших столько же денег?

Хелд: Два-три.

Грин: При нём было много денег, когда он расплачивался с вами?

Хелд: Да, обычно при нём была куча денег, в основном сотенными бумажками. Иногда пятисотенными.

Грин: Кто освежил вашу память по поводу проигрышей подсудимого?

Хелд: Адвокат Финк попросил меня, я ему так и ответил.

Грин: Где вы обсуждали ваши свидетельские показания заранее?

Хелд: В отеле “Лексингтон”, в понедельник вечером. Мне позвонили, и я туда пришёл. Там были мистер Финк, мистер Капоне, мистер Ахерн и много букмекеров.

Грин: Кто вам позвонил?

Хелд: Не знаю. Кто-то из ребят Аля.

Грин: Вы обсуждали это дело ещё раз?

Хелд: Ну, я снова пришёл туда вчера вечером в восемь часов, и Аль спросил, буду ли я здесь утром в десять.

Грин: Вы расценили это как требование?

Хелд: Да нет».

Вместо всех этих неуклюжих ухищрений адвокатам достаточно было бы привести неопровержимый аргумент: доходы Капоне от незаконного бизнеса, полученные до 1927 года, уже не облагаются налогом, поскольку срок давности в их отношении истёк. За примерами далеко ходить не надо: когда в марте 1928-го за неуплату подоходного налога судили Терри Драггана и Фрэнка Лейка, часть обвинений пришлось снять. Что же касается более позднего периода, то вот письмо Мэттингли: всё подсчитано, клиент готов расплатиться — за что же его преследовать?

Но Ахерн словно не знал об этом. Начав свою заключительную речь с расплывчатых заявлений о несправедливых преследованиях его клиента, предвзятом к нему отношении и ничего не доказывающих уликах, он забрёл в совсем уж тёмный лес, перейдя на латынь: в его представлении, слова римского сенатора Катона «Карфаген должен быть разрушен» на языке оригинала должны были заставить присяжных из сельской местности проникнуться сочувствием к его клиенту. Однако звучный язык древних римлян раззадорил самого адвоката: Капоне судят лишь за то, что он Капоне! А ведь он — «тот самый легендарный Робин Г уд, о котором вы столько читали во всех газетах». Произнеся это, Ахерн стукнул кулаком по балюстраде, за которой сидели присяжные, и те в страхе отпрянули. Сам Капоне слушал своего защитника с интересом, но явно не понимал и половины им сказанного. Сменивший Ахерна Финк добавил, что Аль Капоне никогда не был скрягой и всегда платил свои долги. Если он не заплатил какие-то там налоги, это не его вина — обмануть государство он вовсе не пытался. Эти слова растрогали подсудимого, на его лице читалась жалость к себе.