Аль Капоне: Порядок вне закона

Хендерсону пришлось отдуваться по полной программе — не только за помощь в приобретении летнего дома и оформлении его на Мэй Капоне, но и за содействие в покупке оружия. Кроме того, публике продемонстрировали фотографию пресловутой бриллиантовой пряжки, полученной Хендерсоном в подарок от Капоне, уточнив, что каждая такая пряжка стоит примерно 275 долларов[60] (а их было около трёх десятков, то есть в общей сложности они обошлись примерно в 13 тысяч долларов). В 1926 году Капоне за один вечер в отеле «Моррисон» раздал их 16 штук.

Но не на одних пряжках держался образ богача, берущего деньги неизвестно откуда. Свидетельские показания теперь давали служащие мебельных компаний и ювелирных магазинов, декораторы, работавшие в доме на Палм-Айленде. Портные из дорогих магазинов рассказывали, как им велели делать в пиджаках большие внутренние карманы, чтобы туда влезал пистолет. Да что там, на заказ шили даже шёлковое нижнее бельё весёленьких расцветок! Одежда Капоне и раньше служила предметом пристального внимания, а теперь репортёры и подавно рассматривали всё до мелочей, от белого платочка в кармашке до ботинок с гетрами и носков — ну надо же! — без подтяжек. А помощники прокурора уже демонстрировали счета за роскошные «линкольны», шестнадцатицилиндровый «кадиллак», несколько «шевроле» с дополнительной защитой. В разгар Великой депрессии людям, с трудом сводившим концы с концами, предъявляли доказательства того, что семейство Капоне тратит на еду тысячу долларов в неделю — столько, сколько среднестатистическая семья за год.

Настал черёд сильных мира сего клясться говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Издатель еженедельной газеты из Майами, уважаемый владелец агентства недвижимости и подобные им бизнесмены рассказывали о вечеринках на Палм-Айленде — настоящих вакханалиях, на которые приглашали по 30-50 человек, причём Капоне всегда похвалялся, в какую сумму ему это обошлось.

Тринадцатого октября должны были выступить последние свидетели со стороны обвинения, вызванные в суд повестками, — Джон Торрио и Луис Ла Кава. Мисс Дж. Александер, служащая банка «Пинкерт», опознала Аля Капоне как человека, заключившего контракт на аренду банковской ячейки совместно с Ла Кавой и периодически её использовавшего. Давая показания федеральному Большому жюри, Ла Кава заявил, что в этой ячейке они с Капоне хранили записи о прибылях от игорных домов в Сисеро, а все сборы он лично передавал затем Майку Мерло и Тони Ломбардо. Ну вот, сразу видно человека, умеющего давать показания в суде: не отрицая очевидного, валить всё на мертвецов. Несомненно, Торрио тоже с честью вышел бы из подобной ситуации, поскольку его смогли уличить лишь в получении доли доходов от игорного бизнеса в 1924 году, а это уже «преданья старины глубокой». Репортёры с вожделением ждали их появления в зале суда, но этих свидетелей так и не вызвали. Уилсон с коллегами решили, что уже выслушанных показаний и предоставленных документов для обвинения достаточно. «Что?» — воскликнул Ахерн, подскочив на стуле. Финк попросил судью отложить заседание, поскольку защита не готова продолжать. Уилкерсон объявил перерыв до следующего утра.

Защита оказалась совершенно не подготовленной. Когда первый план (подкуп присяжных, запугивание свидетелей) провалился, выяснилось, что второго просто нет. Свидетели со стороны защиты в большей степени играли на руку обвинению, чем подсудимому. Финк вызвал Питера Пеновича, управляющего игорным клубом «Подземка», где Райз был бухгалтером, чтобы тот опроверг причастность Капоне к этому бизнесу. Пенович рассказал, что руководил клубом сам, пока Капоне и его люди не подмяли под себя все букмекерские конторы в Сисеро; инстинкт самосохранения побудил его работать на Капоне, хотя, перейдя в «Корабль», он получал меньше, чем раньше. С помощью двух других свидетелей, букмекеров Милтона Хелда и Оскара Гаттера, Финк пытался доказать, что Капоне был невезучим игроком — проигрывал больше, чем выигрывал, а значит, доходов, с которых он мог бы платить налоги, не было. Это умозаключение смехотворно само по себе (чтобы проигрывать деньги, надо их иметь), и обвинение ловко использовало эти показания к своей выгоде. Вот как это выглядело: