Если нужно было сообщить о чём-то важном, приходилось ухищряться, не называя вещи своими именами. В цитированном выше письме от 3 марта 1935 года Аль просит Мэй съездить в Чикаго и утешить вдову Фрэнки Рио, скоропостижно скончавшегося в 39 лет от закупорки коронарных сосудов. «Спроси у Ральфа, уверен ли он, что это сердце, потому что ты знаешь, милая, что Фрэнк всегда был здоров и силён; я ничего не понимаю, пусть Ральф всё выяснит и сообщит мне». Иными словами, не замочили ли Фрэнки. Пусть Ральф узнает у миссис Рио, не нужно ли ей чего, то есть организует выплату ей и детям ежемесячного пособия из фондов синдиката.
Мэй выполнила просьбу Аля и послала на похороны роскошный венок, не оставшийся незамеченным. Сообщавшие об этом крупные заголовки на первых полосах газет привлекли внимание директора Федерального бюро тюрем Сэнфорда Бейтса, который устроил головомойку Джонстону: что там у тебя за порядки в Алькатрасе? Заключённые настолько богаты, что посылают бандитам цветы на кладбище? Джонстон сначала оправдывался, а потом поставил вопрос ребром: сомневаетесь во мне — приезжайте с проверкой. Бейтс от него отстал.
Условия содержания в Алькатрасе были более чем спартанские: длинные унылые ряды одиночек с решёткой вместо двери. Камеры размером 2,7 на 1,5 метра, чуть больше двух метров в высоту, были размещены так, чтобы ни одна из них не прилегала к внешней стене здания. У тюремщиков тоже есть чувство юмора: коридоры между четырьмя блоками назвали, как главные улицы крупных американских городов: между блоками А и В — Мичиган-авеню, между блоками В и С — Бродвей; по нему зэки шли в столовую через Таймс-сквер — помещение с большими часами на стене; это была самая оживлённая «магистраль», поэтому обитатели блоков В и С практически не оставались наедине с собой. Между блоком С и библиотекой пролегала Парк-авеню; коридор, отделявший блок D, назывался Сансет-стрип. В конце каждого блока были оборудованы оружейные комнаты.
Капоне отвели камеру 181 в блоке В[66]
, напротив лестницы. Обстановка — койка с тюфяком и плоской подушкой (одеяло не полагалось); вделанные в стену на разных уровнях два квадратных металлических листа — «стол» и «стул»; умывальник, унитаз и полка; вентиляционное отверстие размером 15 на 23 сантиметра закрывала железная решётка. Заключённые всё время были на виду: в душевой — никаких перегородок, уборные в мастерских — без кабинок. Для смыва использовали солёную морскую воду, поэтому от унитазов всегда исходил резкий запах. Камеры полагалось держать в чистоте; по четвергам и субботам заключённым выдавали туалетную бумагу, спички, мыло и чистящее средство, тогда же они могли попросить горячей воды и швабру. Бриться они должны были три раза в неделю. Решётки, окна и полы в тюрьме мыли ежедневно.Подъём был в 6.30, в 6.55 шли на завтрак. Пищу принимали в общей столовой, которую зэки прозвали «газовой камерой»: под потолком были закреплены канистры со слезоточивым газом, который начали бы распылять в случае бунта. Обеденный зал находился в длинном крыле, примыкающем к главному корпусу с западной стороны, рядом — кухня, на втором этаже располагался лазарет. Кухонные ножи и тесаки хранились в особом шкафчике на стене, их контуры были обведены чёрной краской, чтобы отсутствие какого-либо предмета сразу бросилось в глаза. Потоками зэков управляли с помощью свистков: куда и когда идти, где сесть, куда положить руки, когда приступать к еде. Зато на питание никто не жаловался: в Алькатрасе зэков кормили лучше, чем в любой другой тюрьме страны, — возможно, чтобы не давать им лишнего повода устраивать бунт. Кстати, охрана и тюремный персонал принимали пищу в одном помещении с заключёнными. Ели, сидя на скамьях; за каждым столом помещались шесть человек. На завтрак давали пропаренную пшеницу, омлет из одного яйца, молоко, кусок поджаренного хлеба с маслом и компот.
После завтрака заключённые возвращались в свои камеры, наводили там порядок и выставляли мусорное ведро в коридор. В 7.30 по свистку зэков разводили по мастерским: шесть дней в неделю те, кому было разрешено, по восемь часов работали в различных мастерских — например, шили робы для заключённых федеральных тюрем, чинили мебель, — а также в прачечной или в огороде. На входе в мастерские был установлен металлодетектор. Зарплату заключённые не получали, но заработанные каждым деньги перечисляли в трастовый фонд на его имя. 10 января 1935 года сильный шторм вызвал оползень, и корпус мастерских начал сползать в море, из-за чего его пришлось перестроить.
Курение было привилегией и разрешалось только на работе, если не создавало пожароопасной ситуации, и во время прогулки. Обед подавали в 11.20; съесть можно было столько, сколько успеешь за 20 минут, но ничего на тарелке не оставлять — иначе лишат привилегий. Потом следовали получасовой отдых в камере и снова работа до 16.15. На ужин вели в 16.25. После него зэков разводили по камерам, которые в 16.50 запирали до утра. После этого все четыре блока патрулировали шесть охранников. В 21.30 выключали свет.