Аль Капоне: Порядок вне закона

Когда работа спецкомитета уже близилась к завершению, налоговая служба вновь взялась за Ральфа Капоне: заявленные им доходы не позволяли иметь всю ту собственность, какой он владел в Мерсере и его окрестностях. Откуда же она у него? Ральф заявил, что это собственность Ричарда Харта, и старшему брату пришлось 21 сентября 1951 года предстать перед Большим жюри.

Между прочим, свидетелем по этому делу выступал уже знакомый нам Майкл Малоун, 20 лет тому назад внедрившийся в банду Аля Капоне. Теперь же он пару недель проработал под прикрытием в отеле Ральфа в Мерсере, так что ему было что рассказать. Действительно, величайший из агентов!

Подозрения властей касались не только источников доходов, но и самой личности Ричарда Харта — действительно ли он Капоне или просто играет роль пропавшего старшего брата, чтобы помочь Ральфу не платить налоги? Своим поведением он доказал, что действительно принадлежит к семье.

Харту было уже 59 лет, он превратился в грузного старика с палочкой, давно утратившего молодой задор. Его сопровождала жена, потому что он с трудом мог ходить. Харт сильно нервничал и попросил суд разрешить ему давать показания в головном уборе. Ему разрешили, и он надел свою высокую ковбойскую шляпу, чтобы придать себе уверенности. По поводу лесного домика он заявил, что тот был построен для Аля на деньги, оставшиеся от отца, которые ему, Харту-Капоне, передала мать; Ральф же только присматривал за строительством, поскольку жил поблизости. Постройка обошлась в 40 тысяч долларов; большая часть этой суммы была покрыта за счёт вышеупомянутого наследства, а остальное он выплатил сам, поскольку Ральф взял его на работу в «пригородную сигаретную компанию». Его допрашивали целых пять часов, но он упорно стоял на своём: дом — его, налоги тоже должен платить он. Отвечал он односложно, опасаясь сболтнуть лишнее. По сути, он солгал под присягой. Но Джимми сделал свой выбор: когда-то правительство, которому он служил верой и правдой, довело его семью до нищенского существования, а Капоне протянули ему руку помощи. Кому же теперь он должен отдать долг? Конечно же, родным.

Ричард Харт наконец-то получил свою минуту славы: его показывали по телевидению, его фото помещали в общенациональных газетах. Но здоровье было уже не то, чтобы начинать карьеру кинозвезды: Джимми почти совсем ослеп и страдал от диабета. Он умер в своём доме в Гомере 1 октября 1952 года, от остановки сердца. На его надгробии не указано, что он Капоне.

А Ральф в 1951 году снова женился — на медсестре Мэделин Козап, на 20 лет его моложе. Всю оставшуюся жизнь он изыскивал деньги, чтобы откупиться от налоговой и снова не угодить в тюрьму.

Мэй Капоне была вынуждена продать поместье на Палм-Айленде, содержать которое ей было не по средствам. Ральф в самом деле превратился в мелкую сошку, да ей и не хотелось постоянно зависеть от его щедрот. Ничего, как-нибудь выкрутимся сами. Сонни, желая выкупить ресторан, обратился к друзьям покойного отца, прося денег в долг, — ему отказали. Ну и ладно, так даже лучше. Продадим дом.

Мэй покинула Палм-Айленд 1 февраля 1952 года. Новый владелец, риелтор из Кливленда Томас Миллер, купил усадьбу со всей мебелью за смешную сумму — чуть больше шестидесяти четырёх тысяч долларов, «практически украл», как говорил он сам. Он жил там несколько лет, пока не развеялось «проклятие Капоне», потом распродал поштучно мебель, а дом поменял на... аэродром под Кантоном в штате Огайо.

Забрав с собой вещи, которые имели для неё особую ценность, Мэй переехала к сестре Мюриел в город Голливуд, штат Флорида (муж Мюриел Луис Кларк нашёл там себе работу — ремонтником в управлении водоканала). Со временем она приобрела небольшой домик и стала там жить, видясь только с родственниками и ближайшими друзьями и каждый день ходя к мессе. Волосы она больше не красила, и они быстро стали седыми. Самым главным для неё было не привлекать к себе внимания — она так от этого устала...

Дом в Чикаго, на Прери-авеню, тоже продали — вскоре после смерти Терезы, случившейся 29 ноября 1952 года. Мэй, совладелица дома, ещё 26 ноября 1947-го передала права собственности Мафальде Маритоте, проведшей там почти всю жизнь, а та 15 января 1953 года рассталась с местом, с которым было связано столько тяжёлых воспоминаний, уступив дом некоему Уильяму Петти.