– Скажи! Скажи сама! – повторила Перл, теперь уже со смехом, скача вокруг матери. – Это ты скажешь!
Но Эстер была не в силах разрешить эту загадку, теряясь в лабиринте сомнений. С улыбкой и в то же время с содроганием вспомнила она пересуды сограждан, которые после тщетных попыток выяснить имя отца Перл и видя некоторые ее странности, решили, что бедный ребенок, по-видимому, дьявольское порождение, из тех, которых еще с католических времен нечистый с некоей злой целью иногда посылает на землю, вводя во грех их матерей. К тому же вредоносному племени, к какому вопиющий вымысел врагов его, монахов, причислил Лютера, новоанглийские пуритане отнесли и маленькую Перл с ее загадочным происхождением.
Глава 7
Покои губернатора
Однажды Эстер Принн отправилась в дом губернатора Беллингема, чтобы отнести ему выполненную работу – нарядно вышитые перчатки с бахромой, заказанные по какому-то торжественному поводу: хотя превратности выборов и заставили бывшего правителя спуститься на ступеньку-другую вниз по лестнице общественного служения, он все еще занимал видное место среди чиновников колонии и должен был являться на все церемонии в наряде самом пышном и изысканном.
Но доставка перчаток была не единственной причиной, заставившей Эстер искать встречи с лицом столь влиятельным и могущественным; была и другая причина, гораздо более существенная и веская. До Эстер дошли слухи, что часть колонистов, приверженцев самых строгих принципов религии и правил управления колонией, вознамерилась отнять у нее ребенка. Предполагая, как уже упоминалось, что происхождением своим девочка может быть обязана нечистому, эти благочестивые граждане резонно сочли, что для спасения души матери весьма полезно будет устранить препону на пути ее к добру. Если же, с другой стороны, дитя еще способно, воспринимая уроки благочестия, устремляться к спасению, то оно только радо будет новому своему окружению из лиц более мудрых и более искушенных в правильном воспитании, нежели Эстер Принн.
В числе приверженцев этого плана был и губернатор Беллингем. Более того, он был одним из самых деятельных проводников его в жизнь. Может показаться странным и даже несколько комичным, что дело такого рода, которое в дальнейшем никому бы в голову не пришло предложить вниманию и суду столь высоких и избранных особ, стало предметом широкого обсуждения и споров государственных мужей. Но в те времена первобытной простоты даже вещи куда менее важные и значимые, чем судьба и душевное благополучие Эстер и ее ребенка, как ни странно, считались делами государственной важности и рассматривались в соответствии с законодательством. Не ранее чем в описываемую эпоху, а возможно, именно в этот период спор о собственности на свинью мог вызвать не только яростное столкновение мнений облеченных властью законников, но и привести к отставке некоторых из них, сильно изменив конфигурацию власти.
Потому полная беспокойства, но также и уверенности в своем праве, что давало возможность состязаться почти на равных общественному мнению, с одной стороны, и одинокой женщине, поддерживать которую могла одна лишь природа, – с другой, Эстер Принн покинула свой домишко, отправившись в путь. Маленькая Перл, разумеется, шла с матерью. Она уже подросла достаточно, чтобы не отставать от матери, а бежать вприпрыжку рядом с нею. С утра до вечера находясь в движении, девочка легко выдержала бы и более длительное путешествие, чем то, которое ей предстояло. Тем не менее скорее из каприза, чем по необходимости, она время от времени просилась на руки, чтобы вскорости столь же требовательно проситься обратно на землю и резво бежать впереди Эстер по травянистой тропе, то и дело спотыкаясь и падая без всякого для себя вреда. Мы уже упоминали яркую, бьющую в глаза красоту девочки, сиявшие блеском черные глаза, отливающие таким же блеском темно-каштановые волосы, которым со временем предстояло стать черными, и замечательный цвет лица. В ней все было огонь и все порыв. Наряжая ее, мать девочки дала волю своей неуемной фантазии, и на Перл теперь было ярко-красное бархатное платье причудливого фасона, богато отделанное вышивкой и фестонами из золотых нитей. Столь яркий цвет платья мог бы ослабить красоту лица, заставив щеки казаться более бледными, но Перл это не грозило – наоборот, яркость платья была под стать собственной ее яркости, отчего она казалась языком пламени, бегущего по земле.