Известно, что не так уж сложно двум компаньонам восстановить отношения на том же основании и с той же степенью тепла. Молодой священник после нескольких часов уединения осознал, что нервное расстройство заставило его недостойно сорваться, хотя в словах врача не было ничего, требующего порицания и извинений. Он сам изумлялся той жесткости, с которой ответил доброму старику, всего лишь предлагающему совет, подсказанный долгом и опытом, совет, которого сам же священник просил у него. Полный раскаяния, он тут же принес свои искренние извинения и попросил своего друга продолжить заботу, которая, пусть и не преуспела в полном его исцелении, все же смогла продлить его хрупкое существование до данного часа. Роджер Чиллингворс с готовностью согласился и продолжил медицинское наблюдение священника, добросовестное и добровольное, но всегда покидал апартаменты своего пациента после профессионального опроса со странной озадаченной улыбкой на лице. В присутствии мистера Диммсдэйла улыбка не проявлялась, но становилась явной, стоило лекарю переступить порог.
– Редкий случай, – бормотал он. – Мне нужно глубже в него заглянуть. Сколь странная связь меж душой и телом! Будь сие только во имя искусства, но я обязан изучить эту материю до конца.
И довольно скоро после описанной выше сцены настал определенный день, когда, совершенно неожиданно для самого себя, преподобный мистер Диммсдэйл погрузился в глубокий, очень глубокий сон, сидя за столом перед раскрытым томом с большими печатными буквами. То, наверное, был один из самых снотворных трудов литературной школы. Глубина сна священника, впрочем, была особенно примечательна, поскольку подобные ему люди обычно спят столь легким и тревожным сном, что легко улетучивается, стоит маленькой птичке всколыхнуть ветку. Сейчас же дух его настолько погрузился в сонную отстраненность, что он не выпрямился на стуле, даже когда старый Роджер Чиллингворс вошел в кабинет без излишних предосторожностей. Лекарь сразу же приблизился к своему пациенту, протянул руку к его груди и отодвинул рубашку, которая до сих пор скрывала кожу даже от профессионального взгляда.
И только тогда мистер Диммсдэйл содрогнулся и слегка напрягся.
После краткой паузы лекарь отвернулся.
Однако с выражением такого удивления, радости и довольства! С каким жутким упоением, силу которого не могли выразить лишь глаза и лицо, а оттого им лучилась вся его искривленная фигура и даже жесты, он вскинул руки к потолку и топнул ногой! Если бы кто-нибудь видел Роджера Чиллингворса в тот момент его торжества, зрителю не пришлось бы задаваться вопросом, как ведет себя Сатана, когда рай теряет бесценную человеческую душу и та попадает в его королевство.
Лишь одно отличало восторг целителя от злобной радости Сатаны – примесь искреннего изумления!
11
Сокрытое в сердце
После описанного нами инцидента общение лекаря и священника, внешне оставшееся прежним, приобрело совершенно иной характер. Интеллект Роджера Чиллингворса уже составил себе достойный план действий. Нет, план был вовсе не тот, который он намечал изначально. Спокойный, мягкий, бесстрастный с виду, он обладал, к сожалению, тихими глубинами злобы, доныне дремавшими, но проснувшимися в несчастном старике, заставив его представлять себе месть более тонкую, чем удостаивал врагов любой из живущих смертных. Он решил сделаться доверенным другом, которому должно поверять все страхи, все сожаления, всю боль и тщетное раскаяние, кому тщетно изливается весь поток борьбы с грешными мыслями! Вся вина и печаль, скрытые от мира, чье широкое сердце могло бы посочувствовать и простить, будут изливаться ему, Безжалостному, ему, Непрощающему! Все темные сокровища будут растрачены на того самого человека, для которого ничто иное не могло бы выплатить долг мести!