Алая буква

– Неужто это Фиби? – спросила она себя. – Это, должно быть, малышка Фиби, больше некому, – и как же она похожа на своего отца! Но что ей нужно здесь? И это вполне в духе деревенских кузенов – свалиться вот так, словно снег на голову, не предупредив за день и не спросив, могут ли ее принять! Что ж, ей, видимо, придется остаться на ночь, а завтра дитя отправится домой, к матери.

Здесь нужно отметить, что Фиби принадлежала к слегка заблудшей ветви семейства Пинчеон, о которой мы уже упоминали как об обитателях деревенской части Новой Англии, где еще частично сохранились старые обычаи и отношения. В ее собственных кругах никоим образом не осуждались родственные визиты без приглашений или же предварительного церемонного уведомления. И все же, учитывая затворничество мисс Хепизбы, на сей раз письмо с сообщением о грядущем визите Фиби было написано и отправлено. Это послание уже три или четыре дня лежало в кармане грошового почтальона, у которого не было иных адресатов на улице Пинчеон, а потому он так и не удосужился доставить его в Дом с Семью Шпилями.

– Нет, ей можно остаться лишь на одну ночь, – сказала Хепизба, отпирая дверь. – Если Клиффорд найдет ее здесь, ему это не понравится!

5 Май и ноябрь

В ночь своего приезда Фиби Пинчеон спала в комнате, окна которой выходили в сад старого дома. Окна смотрели на восток, а потому в должный час алые лучи рассвета хлынули в комнату, раскрасив грязный потолок и выцветшие обои богатством собственного оттенка. Кровать Фиби была занавешена старым темным балдахином с изумительными фестонами. Когда-то он был роскошен и поражал воображение, но теперь нависал над девушкой, как мрачная туча, сохраняя ночь в дальнем углу, в то время как в остальной комнате уже воцарилось утро. Утренний свет, однако, вскоре пробрался в изножье кровати, проникнув в щель между поблекшими занавесками. Обнаружив там новую гостью – с румянцем на щеках, столь схожим с утренним румянцем неба, слегка шевелящуюся во сне, как шевелятся листья от нежного утреннего ветерка, – рассвет поцеловал ее в лоб. То была ласка небесной девы, бессмертной богини Эос, подаренная спящей сестре отчасти как порыв необоримого восхищения, отчасти как ясный намек на то, что пора открывать глаза.

От поцелуя света Фиби тихонько проснулась и в первый миг не поняла, где находится и отчего вокруг нее задернуты тяжелые фестоны полога. Ей было совершенно ясно лишь одно: настало раннее утро, и, что бы оно с собой ни несло, прежде всего нужно встать и помолиться. Тягу к молитвам подхлестывала и сама обстановка мрачной комнаты с ветхой мебелью, в особенности высокие строгие стулья, один из которых стоял у ее изголовья и выглядел так, словно старомодный персонаж сидел над нею всю ночь и исчез лишь за миг до того, как мог быть на нем обнаружен.

Тихонько одевшись, Фиби выглянула в окно и увидала в саду розовый куст. Довольно высокий и сильно разросшийся, он подпирал стену дома и был буквально усыпан очень красивыми белыми бутонами довольно редкого вида. Бóльшая часть цветков, как потом обнаружила девушка, была изнутри попорчена плесенью, однако издали могло показаться, что весь этот розовый куст буквально этим летом был пересажен из райского сада вместе с питающей его почвой. На самом же деле его посадила Эллис Пинчеон – прапрапратетушка Фиби – в грунт, который подходил лишь цветущим растениям, но за минувшие два века стал жирным и липким от сгнивших на нем овощей. Однако цветы, питавшиеся истощенной старой землей, все так же посылали Творцу свежую благоуханную благодарность, ничуть не уменьшившуюся из-за того, что ныне ею дышала Фиби, в окно которой долетал аромат роз. Торопливо сбежав по скрипучей, не покрытой ковром лестнице, она нашла тропинку в сад, собрала самые лучшие розы и принесла в свою комнату.